Главная Форум Христианский форум "Христианское просвещение: верующим и интересующимся" по рассылкам с сайта www.messia.ru"

"Христианское просвещение: верующим и интересующимся" по рассылкам с сайта www.messia.ru"

христианство, вера, церковь
Helmikuu
Из серии "Церковь: единство и разделения. Конфессии"
«Единая святая кафолическая Церковь»: что это значит?

Православная Церковь при всём своем смирении верит, что она есть «единая, святая, кафолическая и апостольская Церковь», о которой гласит Символ веры: таково основополагающее убеждение, которое руководит православными в их отношениях с другими христианами. Между христианами есть разделения, но сама Церковь не разделена и не может разделиться.
Может показаться, что такое исключительное притязание православных препятствует какому бы то ни было серьезному «экуменическому диалогу» между православными и другими христианами и каким-либо конструктивным усилиям со стороны православных по объединению христиан. И тем не менее было бы ошибкой сделать такой вывод, ибо парадоксальным образом за последние семьдесят лет было много вдохновляющих и плодотворных контактов. Хотя всё еще остаются огромные трудности, тем не менее есть и реальное продвижение к примирению.
Если православные считают себя единственной истинной Церковью, каков тогда в их глазах статус тех христиан, которые не принадлежат к их общине? Разные группы православных ответили бы по-разному, ибо хотя почти все православные согласны в основополагающем учении о Церкви, они не вполне согласны между собой в отношении практических выводов, следующих из этого учения. Прежде всего, существует умеренная группа, включающая большую часть тех православных, которые имеют тесные личные контакты с другими христианами. Эта группа полагает, что хотя Православие действительно является Церковью, это не означает, что неправославные не могут тоже принадлежать к Церкви. Многие люди могут быть членами Церкви, хотя по видимости не являются таковыми; могут существовать невидимые узы, несмотря на внешнее разделение. Дух Божий веет, где хочет, а, как сказал Ириней, где Дух, там и Церковь. Мы знаем, где есть Церковь, но не можем знать наверняка, где ее нет, Это означает, как настаивает Хомяков, что мы не можем выносить суждение относительно неправославных христиан:
«Так как Церковь земная и видимая не есть еще полнота и совершение всей Церкви, которым Господь назначил явиться при конечном суде всего творения, то она творит и ведает только в своих пределах, не судя остальное человечество /.../* и только признавая отлученными, т.е. не принадлежащими ей, тех, которые от нее сами отлучаются. Остальное же человечество, или чуждое Церкви, или связанное с нею узами, которые Бог не изволил ей открыть, предоставляет она суду великого дня».
Есть только одна Церковь, но есть много разных способов быть соединенным с нею или отделенным от нее. Некоторые неправославные в действительности очень близки к Православию, другие менее близки; некоторые относятся к Православной Церкви благожелательно, другие безразлично или враждебно. По благодати Божьей Православная Церковь обладает полнотой истины (так должны думать ее члены), но есть и другие христианские общины, обладающие большей или меньшей мерой Православия. Все эти факты следует принимать во внимание: нельзя просто говорить, что все неправославные пребывают вне Церкви, и на этом успокоиться; нельзя относиться к другим христианам так, как если бы они не отличались от неверующих.
Такова точка зрения умеренной партии. Но в Православной Церкви есть и более строгая группа, которая считает, что, коль скоро Православие и есть Церковь, все находящиеся вне Православия не могут быть членами Церкви. Так, митрополит Антоний (Храповицкий), первый глава Русской Православной Церкви за рубежом и один из самых выдающихся современных русских богословов, пишет в своем Катехизисе:
«ВОПРОС: Можно ли допускать, что когда-либо произошло или произойдет разделение Церкви или разделение Церквей?
ОТВЕТ: Ни в коем случае: от единой нераздельной Церкви в разное время отделялись или отпадали еретики и раскольники и чрез то переставали быть членами Церкви, а Церковь своего единства утратить не может согласно… словам Спасителя».

Конечно (добавляет более строгая группа), божественная благодать может активно действовать и среди многих неправославных, и если они искренни в своей любви к Богу, Бог, несомненно, помилует их. Однако в своем нынешнем состоянии они не могут считаться членами Церкви. Те, кто сегодня трудится во имя христианского единства, часто не принимают во внимание эту ригористскую школу; но им не следует забывать, что сегодня такого мнения придерживаются православные, отличающиеся великой святостью и любовью к ближнему.
Веря, что их Церковь есть истинная Церковь, православные могут иметь в конечном счете лишь одно желание: чтобы все христиане примирились с Православием. Однако не следует думать, будто православные требуют подчинения других христиан какому-то единому центру власти и юрисдикции. Говоря словами о. Сергия Булгакова, «Православие не хочет подчинения какой-либо личности или группе; оно хочет понимания». Православная Церковь есть семья братских Церквей, децентрализованная по своей структуре; это значит, что отдельные общины могут быть интегрированы в Православие, не утрачивая своей внутренней автономии. Православие желает единства в различии, а не единообразии, гармонии в свободе, а не поглощения. В Православной Церкви есть место для множества разных культурных моделей, для множества разных видов богослужения и даже для множества разных систем внешней организации.
Но есть одна область, где расхождения недопустимы. Православие настаивает на единстве в вопросах веры. Прежде чем станет возможным единство среди христиан, должно осуществиться полное согласие в вере – таков базовый принцип православных христиан во всех их экуменических контактах. Важно единство именно веры, а не организации; обеспечить организационное единство за счет вероучения – всё равно что выбросить ядро ореха и оставить его скорлупу. Православные не желают принимать участия в «минимальной» схеме объединения, которая обеспечивает согласие по немногим вопросам, а остальное предоставляет частному суждению каждой Церкви. Возможно лишь одно основание для объединения: полнота веры. Но в то же время, как мы утверждали ранее, есть кардинальное различие между преданием и традициями, между существом веры и богословскими мнениями. Мы ищем единства в вере, а не во мнениях или обычаях.
Этот базовый принцип – никакого объединения без единства в вере – имеет важное следствие: пока не будет достигнуто единство в вере, не может быть общения в таинствах. Общение за Вечерей Господней (как полагают большинство православных) нельзя использовать как средство обеспечения единства в вере, напротив, оно должно быть следствием и венцом уже достигнутого единства. Православные отвергают концепцию «Взаимного евхаристического общения» между раздельными христианскими группами и не признают никаких форм сакраментального братства вне полноты общения. Церкви либо имеют евхаристическое общение между собой, либо нет; промежуточного состояния быть не может. Часто думают, что Англиканская и Старо-Католическая Церкви общаются с Православной Церковью, но в действительности это не так. Несмотря на наше глубокое сожаление о том, что мы не можем причащаться с другими христианами – англиканами и старо-католиками, римо-католиками и протестантами, – мы, православные, считаем, что сперва нужно разрешить серьезные доктринальные проблемы, и лишь после этого станет возможным евхаристическое общение.
Такова основополагающая позиция в том, что касается взаимного евхаристического общения. Однако на практике она уточняется разными путями. Православие не вполне единодушно в этом деликатном вопросе. Довольно небольшое, но значимое меньшинство считает, что официальная позиция их Церкви касательно общения в таинствах чрезмерно жесткая. Они убеждены, что в условиях нынешнего продвижения к христианскому единству следует занять гораздо более открытую позицию, как это произошло за последние тридцать лет в римском католичестве и в англиканстве. Большинство православных не согласны с такой, более либеральной, позицией, но они, быть может, допустили бы отдельные исключения из общего запрещения, исходя не столько из «экуменических», сколько из личных и пастырских соображений. Фактически все Православные Церкви допускают так называемое «икономическое» взаимное общение, когда неправославные христиане, будучи отрезаны от таинств своей собственной Церкви, могут быть с особого разрешения допущены к Причащению из рук православного священника. Но верно ли обратное? Может ли православный христианин при отсутствии поблизости православного прихода – а это часто случается на Западе – причаститься у неправославных? Большинство православных богословов отвечает: нет, это невозможно. Однако фактически такие причащения бывают, иногда с молчаливого, а то и с выраженного согласия православного епископа. Существует также проблема смешанных браков: та человеческая ситуация, когда разлучение перед алтарем особенно болезненно. В таком случае тоже может время от времени – разумеется, не регулярно – быть допущено взаимное общение поверх границ Церквей. Но несмотря на гибкость подходов в особых случаях, большинство православных тем не менее настаивают на сохранении основного принципа: единство в вере должно предшествовать общению в таинствах.

Упоминаемый в рассылке Хомяков - Алексей Степанович Хомяков (1804, Липецкая область — 1860) — русский поэт, публицист, богослов, философ, один из основоположников славянофильства, член петербургской Академии наук (1856 г.). (http://ru.wikipedia.org/wiki/Хомяков,_Алексей_Степанович)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
свс
Золотое перо
Экуменизм (греч. οἰκουμένη, обитаемый мир) — идеология всехристианского единства, экуменическое движение — движение за всемирное христианское единение, в более узком и общепринятом значении — движение за лучшее взаимопонимание и сотрудничество христианских конфессий. Преобладающая роль принадлежит протестантским организациям.
Helmikuu
Из серии "Молитва"

Тело и молитва. Аскеза

[/b]
Молитва, как и вообще духовная жизнь, не должна оставаться изолированным уголком нашего бытия. Человек призван быть целостным и гармоничным, и поэтому, говоря о молитвенном делании, мы должны иметь в виду участие в нём всех сфер нашего существа. А отсюда — необходимость правильного понимания структуры человека. «Установив здравые понятия о том, как устроен человек, — пишет епископ Феофан, — получим вернейшее указание на то, как ему следует жить»
Состав человека епископ Феофан делит, согласно широко распространенной традиции, на три основные сферы: тело, душу и дух. Тело и душа (психика) образуют то, что на библейском языке называется «плотью». Дух же есть богоподобное средоточие личности, в котором проявляются самосознание, воля, свобода, творчество и совесть.
По самой своей природе дух призван господствовать над «плотью». Дух — высшее начало в человеке, отличающее его от всего творения. Однако это не значит, что психофизический уровень есть в нас лишь ненужная, обременительная «оболочка». Этот уровень тесно связан с духом. Как простейшие чувства перерастают в высокие переживания, восходящие в сферу духа, так и элементы мышления (свойственные и животным) поднимаются до духовного уровня, связуя «низший разум» с «разумом высшим». Зона мысли влияет на чувства — и обратно. Чувства же теснейшим образом сплетены с телесной жизнью. Можно сказать, что в лице человека (которого называют «микрокосмом», малым миром) вся природа входит в глубочайшее единение с царством духа. Это пограничное положение человека на рубеже миров делает его олицетворением вселенной, существом, через которое природное бытие восходит к Богу.
Поэтому, когда мы созидаем в себе духовную жизнь, мы должны учитывать свою иерархическую структуру и стремиться включить всё наше существо в «хождение перед Богом».
«Тело, — говорит митрополит Антоний, — приметным или неприметным образом участвует в каждом движении души, будь то чувство, отвлеченная мысль, желание или сверхчувственный опыт». Следовательно, тело играет немаловажную роль и в молитве. Те, кто забывают об этом, неизбежно наталкиваются на многие трудности. Нужно отбросить языческое представление о плоти как о чём-то заслуживающем лишь презрения, как о «темнице души». Тело человека есть дивное создание Божие, самое совершенное из всего, что есть в природе. Человек не просто «заключен» в нём, но живет им, проявляя через него все свои стремления. Тайна Боговоплощения есть великое свидетельство против тех, кто хотел бы рассматривать тело с точки зрения нехристианского дуализма и спиритуализма. Такие взгляды — наследие древневосточных верований и учения Платона, а отнюдь не что-то присущее Библии, христианству. Однако столь же неверным было бы ставить тело на неподобающее ему место, во всём подчиняясь его требованиям. Всё наше существо, несущее на себе печать первородного греха, отмечено нарушением гармонии духа и плоти. Поэтому многие природные инстинкты оказывают сопротивление духовной жизни. (С этим связаны новозаветные и святоотеческие указания на опасности, идущие со стороны плоти; напомним, что под «плотью» Писание разумеет всю психофизическую природу человека.) Святой Василий Великий сравнивает тело с конем, которому необходима узда. Как плохо управляемый конь может сбросить всадника, так и плоть, оставленная на произвол, порабощает дух. И напротив, тело, поставленное на свое место, способно помогать духовной жизни и молитве (а не только не препятствовать им). Пренебрежение телом, так же как и отведение ему слишком большого места, может жестоко отомстить за себя и нарушить жизнь души и духа. Искусство контролировать тело, управлять «плотью» называется аскезой (см. раздел 3 этой главы).

Здоровое или больное, радующееся жизни или страдающее, тело наше должно быть хранилищем души, орудием ее выражения, устремленным к высшей жизни. Поэтому-то апостол Павел называет тело «храмом Духа Святаго» [см. 1 Кор 6,19], поэтому мощи, останки святых, благоговейно почитаются Церковью. «Прославляйте Бога и в телах ваших», — заповедует апостол (1 Кор 6,20).

1. Положение тела и молитвенные жесты
«Когда в келии своей, — говорит авва Исайя, — встанешь, чтоб сотворить молитву свою, не небрежничай в нерадении (...) не прислоняйся к стене и ног своих не распускай, стоя на одной и поджимая другую, как (делают) неразумные»16. Это сказано не случайно. Есть особые психофизические механизмы, которые устанавливают обратную связь между положением тела и состоянием души и духа. Если, с одной стороны, трудно молиться, развалясь в кресле, с другой — есть положения тела и жесты, которые содействуют молитве и помогают внутренней сосредоточенности. Среди этих жестов на первом месте стоит крестное знамение, начертание на нашем теле знака Креста Христова. Издревле большое значение придавалось поклонам (земным и поясным). Эти положения тела способствуют укреплению чувств благоговения, смирения, преклонения.

Молитва стоя
1. Это — обычное положение тела при молитве. Оно выражает бодрствование, собранность, готовность внимать.
2. Стоя на молитве, следует стремиться к равновесию, устойчивости и непринужденности позы, а для этого будем следить за правильным положением различных частей тела. Ступни должны быть прижаты к земле и одна к другой (или слегка расставлены), не следует напрягать верхние части ног. Правильное положение спины тоже необходимо для равновесия и устойчивости. Корпус следует выпрямить, но без напряжения, чтобы не нарушать его естественного изгиба. Плечи должны быть опущены и расслаблены. Не следует долго держать голову склоненной или поднятой вверх.
3. Положение рук тоже немаловажно. Оно — внешнее выражение нашей внутренней настроенности. По обычаю последних веков, во время богослужения в храме воздевает руки лишь священник. Однако этот древний жест может быть принят в домашней молитве. О нём постоянно говорит Священное Писание (см., например, Плач 3,41; 1 Тим 2,8).
4. Взгляд не должен блуждать. Необходимо сосредоточить его на иконе или закрыть глаза. В противном случае легко приходит рассеянность.

Молитва на коленях
Можно молиться стоя или сидя на коленях. Это положение выражает покаяние, смирение и мольбу. Однако долго сохранять устойчивым такое положение трудно. «Лучше, — говорил митрополит Филарет, — сидеть и думать о Боге, чем стоять и думать о ногах».

Молитва сидя
Это положение не рекомендуется при чтении «правила». (Исключение можно делать больным или крайне утомленным людям.) Однако оно вполне подходит для молитвенного размышления и углубленной молитвы (<об этом пойдет речь в> гл. IV). В этой позе необходимо следить за естественной прямизной корпуса и естественной посадкой головы. В противном случае тело будет затекать и может начаться головокружение.

Принимая то или иное положение тела, нужно удостовериться:
1. в правильности этой позы;
2. в том, что мускульное и нервное напряжение отсутствует;
3. в правильности дыхания;
4. во внутренней тишине.

На первых порах большинство этих положений требует постоянного упражнения, всегда гибкого, никогда не чрезмерного; их не надо сохранять слишком подолгу. Хорошее самочувствие, устойчивость и непринужденность — признаки того, что поза правильна и удачно выбрана. Если после нескольких опытов поза приводит к плохому самочувствию, следует от нее воздержаться.
Положение тела должно соответствовать той или иной внутренней установке, которая им выражается; в то же время внутренняя установка поддерживает и одушевляет позу.
Никогда не следует резко выходить из позы. Сначала можно потереть руки, открыть и закрыть глаза, пошевелить ногами, распрямить колени, затем принять переходную позу (например, если тело распростерто на земле, то перед тем, как подняться, надо встать на колени).

2. Дыхание
О связи дыхания с молитвой постоянно говорят православные подвижники.
Обретая свою естественную и здоровую динамику, дыхание постепенно успокаивает тело, умиротворяет чувства и укрепляет разум. Тем самым оно приготовляет всего человека к молитве.
Для упорядочения дыхания существуют специальные упражнения. Если нет возможности проделать все эти упражнения, хорошо перед началом молитвы сделать два-три глубоких вдоха и выдоха, а потом, дав дыханию вернуться к его обычному ритму, забыть о нём.

3. Аскеза
Аскеза (от греческого слова «аскезис» — упражнение) — это то усилие, которое мы должны приложить, чтобы сделать себя открытыми воздействию на нас Духа Божия. Она должна охватывать всю нашу жизнь, она необходима, чтобы благодать направила к Богу всю нашу деятельность. Аскеза, таким образом, воплощается в основных наших делах — отдыхе, еде, отношениях с людьми.
В нас живут эгоизм и тяготение к дурному. Необходимо умертвить в себе эгоизм, вытесняя его любовью, стремиться контролировать спонтанные порывы «плоти».
Аскеза подразумевает систематические и продуманные действия. При этом нужно со смирением избегать всякой чрезмерности, следует быть очень осторожным. Насилие может привести к нарушениям в жизни тела, души, а затем и духа.
Критерием для проверки действенности аскезы должно служить наше отношение к людям. Если оно не меняется к лучшему, никакие «подвиги» не имеют цены и мы стоим перед опасностью впасть в лжемистику («прелесть» ).
Аскеза — вовсе не подавление природы человека, а введение ее в подлинно здоровый ритм. Хаос мыслей, чувств и желаний — это аномалия. Против аномалии и борется аскеза.

Пост
С глубокой древности было отмечено, что животная (мясная) пища в известной мере оказывает нежелательное воздействие на человека. Поэтому в восточных религиях был установлен принцип вегетарианства. Библия, снисходя к человеческой немощи, не запрещает животной пищи (Быт 9,3). Однако Церковь ограничивает ее употребление, вводя посты и постные дни. (См. также "Памятку..." о Постах.) Цель их троякая: 1) временное устранение животной пищи; 2) упражнение воли через послушание Церкви; 3) связь повседневной трапезы с церковным годом. Разумеется, есть обстоятельства, которые требуют ослабления или отмены поста (пребывание в пути, болезнь, протест членов семьи, особые условия жизни и проч.). В таких случаях воздержание от скоромной пищи может быть заменено любым другим видом воздержания. Следует избегать двух крайностей: делать из поста нечто абсолютное и непререкаемое и пренебрегать им.
Воздержание в пище может быть и вредным для души в том случае, если человек делает из него «культ» и проникается сознанием своего превосходства. «Пост, — говорит преподобный Марк Подвижник, — как приносит пользу тем, которые разумно к нему приступают, так и вредит неразумно его начинающим. Посему заботящиеся о пользе поста, должны беречься вреда его, то есть тщеславия». «Если кто, соблюдая пост, — говорят преподобные Варсануфий и Иоанн, — примешивает что-либо к нему по своей воле, или постится, ища человеческой славы и приобретения от нее, то пост его бывает мерзок Богу».
Пост состоит не только в телесном воздержании, но является временем усиления борьбы со страстями. «Пост — это прежде всего движение, активность духа, борьба с косностью, ленью, изнеженностью, расслаблением воли и тела. Это борьба за жизнь, за свободу духа от привычного рабства» (митрополит Антоний).
К телесной аскезе относится общая дисциплина быта, забота об уравновешенном образе жизни (работа — разрядка), о правильном сне (избегать ночных разговоров и проч.), об охране нервной системы (не злоупотреблять возбуждающими тонизирующими средствами).
Аскетические ограничения зачастую помогают установить власть над неупорядоченными желаниями тела. Нужно приучать себя к физическому усилию, некоторой физической суровости: излишний комфорт отнюдь не благоприятствует духовной жизни.

Работа над сферой чувств, желаний и мыслей
Чувства, желания и мысли тесно связаны с телом. Поэтому надо следить за этими «окнами души», в частности, подобно Иову, следует заключить «завет с глазами своими» (Иов 31,1).
Впрочем, есть разница между дурными желаниями, которые совсем не следует удовлетворять, и естественными желаниями, которые хорошо просто ограничивать для того, чтобы научиться управлять ими или удерживать их в нужных пределах. На протяжении дня возникает тысяча возможностей упражняться в управлении своими устремлениями: прийти на помощь ближним, прекратить волнующее чтение, благодушно принять критику, учиться слушать.
Борьба с «помыслами», которые непременно вторгаются в сознание, должна идти в двух направлениях:
1. постоянное воспитание в себе умственного контроля;
2. спокойное отбрасывание их как чего-то чужеродного и навязанного темными силами. «Усиливающийся отсечь борющие его и смущающие помыслы и движения, — говорит преподобный Феодор Эдесский, — пусть побольше ополчит своинников и споборников и приблизит их к себе на совместное противоборство, — таковы — смирение душевное, труд телесный и всякое другое подвижническое самоумерщвление, и особенно молитва».
Не следует культивировать различные потребности, которые могут овладеть умственной сферой. Надо избегать мечтательности и приучать ум возвращаться к мыслям о Боге, «сводить ум в сердце», как советуют подвижники. Это последнее выражение означает победу над расколотостью человеческого существа, воссоздание его целостности, когда и ум, и чувства направлены к единому Центру — Богу. Истинный образ «внимания и молитвы (...) есть следующий: ум (...) да хранит сердце в то время, когда молится, и внутрь его да вращается неотходно, и оттуда, из глубины сердца да воссылает молитвы к Богу».
«Я» должно жить целиком в настоящем моменте: полностью соединиться с волей Божией в этом моменте. Необходимо стараться выполнить как можно лучше дело, которым вы заняты в данную минуту, отметая заботы о прошлом или будущем.

Ложная направленность духа
Человек должен стремиться овладеть всеми силами своего существа не ради гордого сознания власти над собой, а для подчинения воле Божией.
Дух также может оказаться ложно направленным. Стремление к абсолютному, прекрасному, справедливому может быть эгоистическим. Следует проверять и в случае необходимости выправлять наши намерения.
Высшая цель христианства всегда — Бог, взыскуемый бескорыстно. При каждой молитве нужно сознательно направлять свою личность и свою жизнь к Богу. В какой-то момент в духе пробуждается «тоска по Богу» (старец Силуан). Но даже через нее может проникнуть в сердце искушение эгоизма, например стремление уйти от всех, целиком погрузиться в свой внутренний мир. Мы должны напоминать себе о том, что служение ближнему есть служение Христу (см. Мф 25,40). Однако служение это должно чередоваться с самоуглублением. Надо уметь постоянно возвращаться к своему духу, этому месту обитания Духа Божия, чтобы обретать в нём новые порывы веры, надежды и любви, которые укрепят нашу связь с Богом в ожидании того дня, когда непрестанная молитва заговорит внутри нас.
Не следует приходить в отчаяние и уныние от обилия возникающих при молитве помех. Это неизбежно и в каком-то смысле может даже оказаться полезным для души. Старец Макарий Оптинский учил, что «молитва без развлечения (рассеяния) — есть дело совершенных... А если бы всегда имели молитву чистую без развлечений, то... не избежали бы тщеславных и гордых помыслов, от врага наносимых».
Тем не менее тот же старец указывает на важность постоянной борьбы с искушениями, нарушающими молитву.

Автор: священник Александр Мень
Из книги: Практическое руководство к молитве // М.: Фонд имени Александра Меня, 1995.
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
Из серии "Христианство в современном мире"

Автор: игумен Петр (Мещеринов)

Проблемы воцерковления

Введение

Вот уже скоро 20 лет, как Русская Церковь получила свободу, в связи с чем в неё вошло большое количество людей. Многие связали с Церковью всю свою жизнь, стали священниками, монахами, церковнослужителями. В конце 80-х и начале 90-х годов прошлого века это воспринималось как чудо, вызывало эйфорию, восторг по поводу возрождения Церкви. Но вот прошло полтора десятилетия. С внешней точки зрения Церковь действительно возродилась – восстановлены и построены вновь храмы и монастыри, Церковь стала активным и значимым участником общественных процессов. Если же взглянуть на прошедшие годы под другим углом, картина будет не столь радужна. Главное для Церкви – не храмовые здания, не почётное её положение в государстве, а люди, православные христиане, их полноценная церковная, духовная, христианская жизнь. И здесь мы сталкиваемся с большими проблемами. Вошедшие в Церковь в конце 80-х – начале 90-х гг. люди часто констатируют на исповедях и в частных беседах всё более и более явно проявляющуюся "неудачу" в своём христианстве… как будто что-то в нём "не сработало". Начинали мы все чтением св. Отцов, постничеством, некоторые бросали учёбу, работу, всецело посвящая себя духовному подвигу… и вот – 10 – 15 лет – и наступило некое разочарование, "усталость" от Церкви; многое в ней стало для нас рутиной, тяжкой обузой, на подвиги нет сил, а главное – не видно плода наших усилий. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (Ин.10,10), говорит Господь; но где она, эта жизнь? Многие из нас, православных христиан, не видят в себе этой жизни; не обретя её, некоторые ушли из Церкви. Почему же так?
Апостол Павел пишет: мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца (Евр.3,14). Судя по всему, современные православные причастниками Христу не очень-то сделались… иначе не было бы усталости и разочарования в христианстве (да и церковная, а может быть, и общественная жизнь были бы совсем другими). Но совесть людей свидетельствует, что не по умыслу или нерадению это произошло; мы старались и до сих пор стараемся держаться церковного уклада, хотя это порой не приносит никакой радости – скорее, чувство обузы… Видимо, всё дело именно в "начатой жизни", о которой говорит Апостол: не здесь ли коренятся наши проблемы? Может быть, усталость от Церкви, потеря живого интереса к ней – "срабатывание" неверных принципов, заложенных при начале нашего церковного существования, при воцерковлении?

Мне думается, что те неожиданные и неприятные явления, которые формируются у многих православных после 10 – 15 лет их церковной жизни – следствие именно неправильного их воцерковления, следствие отсутствия должной катехизации, то есть научения вере при вхождении в Церковь. Исторически такое положение вещей понятно. Перед Русской Церковью раньше никогда не стояло этого вопроса. Церковь сразу по крещении Руси сделалась государственной, срослась с обществом, и воцерковление происходило естественным образом, "от пелен"; в советское же время ни о каком системном воцерковлении не могло быть и речи. И вот – свобода… для нас это стало неожиданностью; ни к какой внутренней деятельности Церковь после периода гонений не была способна. Восстановление храмов, обустроение материальной стороны церковного быта и некоторый "реванш" за угнетённое 70-летнее положение Церкви оказались важнее пастырской заботы о правильном воцерковлении обратившихся к Церкви людей. Только сейчас, по прошествии 15 лет, Синодальный отдел по религиозному образованию и катехизации озаботился, наконец, разработкой общецерковной концепции катехизации. Однако составление концепции – дело сложное и долгое, ещё более сложно и долго воплощать её затем в приходскую практику; а тем временем жизнь продолжается, и неверные начала воцерковления продолжают воспроизводить свойственные себе ошибки.

Но опыт ошибок важен и драгоценен, на ошибках – и только на них, увы, ни на чём другом – учатся. Попытка сделать некоторые выводы из этих ошибок предлагается вниманию читателя. В нижеследующих заметках, несомненно, много субъективного, одностороннего и резкого; однако автор, тем не менее, считает своим пастырским долгом поднимать актуальные вопросы современной христианской жизни, надеясь на корректировку своих промахов и взглядов (если они окажутся неверными) соборным церковным разумом.

I

В начале – одно общее соображение, касающееся современных особенностей катехизации.

Воцерковление можно уподобить взращиванию плодового сада. Как оно происходит? Если мы возьмём семечко из вкусного сладкого яблока и посеем его в землю, у нас вырастет дикая яблоня с несъедобными плодами. Чтобы получить культурное растение, необходимо привить этому дикому дереву черенок садовой яблони. При этом нужно учитывать много всяких сельскохозяйственных тонкостей: каким образом прививается именно этот сорт, в какое время это нужно делать, как удаляются дикие ветви, как нужно обвязать и залечивать место прививки, как поливать, как удобрять почву, и т.д. Христианство и есть этот благодатный черенок: оно прививается к дикому дереву падшей человеческой природы, и, будучи правильно взращиваемо, переформировывает его в дерево культурное, приносящее в своё время прекрасные плоды. Очевидно, что предварительным условием этого процесса является наличие дерева. Христианство рассчитано на зрелых, ответственных и свободных личностей. Для того, чтобы люди могли воспринять прививку христианства, нужны две вещи: а) вышеназванные качества у человека воцерковляющегося уже должны быть, и б) должна наличествовать некая "сродность культур", чтобы содержание Церкви было воспринято адекватно.
Церковь – это не голый спиритуализм; она целостно охватывает человека, все сферы его жизни. Духовность свою Церковь выражает посредством определённой культуры, которая есть культура слова, logos’а, личной, самостоятельной и ответственной рефлексии (не путать с приходской субкультурой). Эта культура глубоко традиционна и – в лучшем смысле слова – консервативна. Современные люди не только от рождения, но уже и "на генетическом уровне" живут в совершенно иной культуре – культуре видеоряда и массовых медиа-технологий: навязывающего определённый образ жизни кинематографа, "попсы", рекламы, спортивных трансляций, "клиповости", мобильно-интернетности и т.п. Это культура гедонизма, относительности ценностей, поверхностности, стадности, одинаковости; она не только не способствует развитию необходимых для жизни в Церкви качеств – свободы, ответственности, трезвой оценки себя и мира – но, наоборот, всячески препятствует этому. Дальше всего она именно от индивидуального осмысления жизни, от logos’а, слова, его ценности и значимости. Церковь обращается к людям на своём языке, а современный человек – не то, что он "плохой", хуже, чем люди, скажем, XIV века, – но он просто не воспринимает ту культуру и те слова, которыми оперирует Церковь. Людям поэтому тяжело читать Евангелие, воспринимать традиции Церкви, а тем более – перестраивать в соответствии с ними свою жизнь. Этико-культурный "резерв" современного человека не способен вместить этого.

Конечно, это вовсе не значит, что Церковь должна стремиться к тому, чтобы сделаться клипово-мобильной, хотя, безусловно, следует понимать особенности современной культуры и пользоваться ими, говоря с людьми на их языке. Нужно другое: пастырям Церкви и всем, причастным к делу катехизации, необходимо осознать ситуацию, и, приступая к воцерковлению, обязательно учитывать две вещи. Во-первых, на Церковь сегодня ложится почти неподъёмная задача – включать в воцерковление и "во-культуризацию"; вместе с научением церковности, а порой и до неё, вводить людей в русло исторической традиционной, евангельской в основе своей, отечественной и европейской культуры. Подчеркну ещё раз, что под евангельской культурой я понимаю не памятники церковной жизни, перемещающие человека из современности в ностальгически-этнографическое прошлое, и не овладевание эстетическим наследием человечества в виде, например, походов в филармонию или картинную галерею (хотя это далеко нелишне, надо сказать). Христианская культура – это прежде всего способ мыслить, это фундамент этики и эстетики, основанный на личной ответственности и духовной свободе, на образованности, на мировосприятии не-стадном, чувствующем и понимающем многогранность и сложность христианства и вообще жизни.

Далее. Прежде чем воцерковлять, нужно посмотреть: а привьётся ли наше слово? Не бывает ли так, что ему и привиться-то не к чему? Может быть, не о Церкви нужно начинать говорить "в лоб", а прежде о том, что человек – не часть толпы, что прежде чем стать христианином, ему нужно осмыслить себя как личность и стать просто нормальным человеком. Может быть, сначала необходимо сказать о человеческом достоинстве, о здравомыслии, порядочности, воспитанности и о многих простых вещах, о которых наши соотечественники имеют, увы, очень малое представление, – и потом уже к этому прививать познание церковного учения и практики…

> Сегодня катехизатору обязательно надо учитывать разности культур Церкви и современного общества и работать над "предварительной зрелостью" людей. Это сложная задача, потому что, с одной стороны, отмеченная разность культур всё больше увеличивается, а с другой – сами деятели на ниве воцерковления часто не имеют должного понятия об основах христианской культуры, подменяя её неверно понятым преданием или этнографией, результатом чего является то, что в наличной церковной действительности сущностная культура Церкви не выявляется и профанируется. Но если этой задаче не уделять самое пристальное внимание и силы, то мы получим (и получаем) плоды катехизации, обратные всем нашим благим намерениям. Вместо широкого нравственно-культурного русла, в котором течёт христианство, человек в результате стихийного приходского "воцерковления" попадает в некую закрытую со всех сторон "коробочку", душный и маленький мир. Он усваивает узкие тяжёлые взгляды на Бога, на Церковь, на других людей (да и на себя), стяжевая вместо Христовой любви, свободы и евангельского разума совершенно противоположные качества. Строго говоря, это – "до-церковный" вопрос, проблема общества, сложившегося в нём менталитета. Особенности современной катехизации в том, что она должна взять решение этой проблемы на себя, ибо если раньше, в "доэлектрические" времена, церковность органически прививалась к традиционному укладу жизни, то нынешний социум без соответствующей культурной подготовки не способен адекватно воспринимать христианство. Эта культурная подготовка и должна быть сегодня важным начальным элементом воцерковления.
Редактировалось: 2 раза (Последний: 24 июня 2010 в 00:40)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
Из серии "Семья, брак"

Автор Михаил Завалов
Опубликовано: сайт «Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне», 23.II.2008


Мифы о романтической любви

[/b]


Предположим, всех людей на земном шаре удалось бы убедить в том, что они способны летать: стоит только дождаться удачного момента и правильным образом взмахнуть руками. Если бы все люди в это поверили, вряд ли это пошло бы человечеству на пользу. Люди тратили бы много времени и сил на недостижимое, а в результате лишь чувствовали бы себя неполноценными существами, которые обречены уныло ходить по земле. Именно такое бредовое положение вещей можно наблюдать в сфере любви: у людей существует прекрасная картинка, какой должна быть любовь, только в жизни всё обязательно получается не так. И тут виновата сама эта привлекательная картинка, которая имеет слишком мало отношения к реальности. Нынешний культ любви окружают мифы, которые направлены на недостижимое, и потому на самом деле мешают любить в подлинном смысле слова. Увы, люди – причем не только подростки – так жадно хотят любить и быть любимыми, что слишком часто эти мифы принимают всерьез.

Миф 1.

Романтическая любовь – единственное достойное основание для брака и для дальнейшей жизни вместе.

> Тут влюбленность и романтическую любовь принимают за наивысшую точку любви между мужчиной и женщиной, да и любви вообще.

> К сожалению, словом "любовь" мы называем самые разные вещи. Романтическая любовь, которая вначале соединяет двух людей, это сложная смесь переживаний и поступков. Она может включать в себя любовь в настоящем смысле слова, а может существовать безо всякой подлинной заботы о другом человеке, и тогда ее лучше было бы назвать каким-то иным словом. В нашей культуре она часто, хотя и не всегда, является началом союза двух людей, хотя во многих странах (например, в Индии) – это до сих пор не так. Обычно двое чувствуют притяжение, потом начинают друг другу нравиться, затем между ними возникает привязанность. Это прекрасный дар, и, если его использовать по назначению, он становится началом любви – хотя возможны и другие варианты начала, даже если всё началось с презренного брака по расчету. Беда современной любовной мифологии состоит в том, что она ставит во главу угла лишь малую часть из всего необъятного спектра отношений и только ее называет "любовью". А в реальности для большинства людей это всего-навсего несколько первых месяцев взаимоотношений.

> Правильнее было бы сказать, что романтическая любовь не основание, а лишь потенциальное начало любви и брака, да и то не во всех случаях.

Миф 2.

Любовь – это чувство, которое падает с неба и над которым мы не властны.

> Любовь состоит отнюдь не только из чувств, это не просто переживание, это также действие, выбор, решение и повседневная работа, а потому зависит от нас.

> Статичная картина любви, которая приходит и уходит, как дождик или грипп, порождает пассивность. Тут человек просто невольник того, что с ним "случается". Этот миф скорее уж описывает влюбленность. Действительно, влюбленность дарит человеку массу ярких переживаний, иногда она окрыляет и вдохновляет на подвиги. Однако это состояние имеет к любви слишком мало отношения.

> Влюбленность вызывает эйфорию. Исследования показывают, что у влюбленного активизируется "система вознаграждения" – те же самые части мозга, с которыми связано развитие зависимости от наркотиков. Влюбленность – это отрыв от реальности и любовь к фантазии: любимого человека сильно идеализируют и неверно оценивают. Это навязчивые мысли об одном человеке, даже если тот не отвечает взаимностью. Состояние блаженства тут часто сменяет депрессия, страх отвержения или даже приступы ненависти к "любимому". Не стоит принимать его за любовь, любовь начинается, когда у людей "открываются глаза" и им становится трудно. И тут им помогает сознательное решение быть вместе, невзирая на трудности, и делать конкретные шаги навстречу друг другу. Да – как это ни обескураживает романтиков – любовь есть работа, она зависит от наших усилий, ее можно развивать, ей можно учиться, делая скромные повседневные вещи. Если же просто созерцать свои чувства и ждать, что будет дальше, разрыв гарантирован. Однажды человек неизбежно увидит, что "любовь прошла". Далее он либо примется за работу строительства отношений, либо лишит себя шанса узнать, что происходит дальше.

Миф 3.
[/b]
Где-то существует один-единственный человек, созданный только для меня.
> Такой "суженый" существует – но только в нашем воображении. Зато этот миф успешно защищает от любви к конкретному человеку и эффективно оправдывает разрывы.

> Вера в единственного "суженого" крайне разрушительна. Она тоже пассивность, потому что всё счастье тут зависит от успешной встречи с нужным человеком. Затем, когда начинаются первые трудности, легко усомниться в своем выборе и прийти к выводу, что это роковая ошибка – мне попался "не тот человек". Существуют и "научные" варианты того же мифа; тут используется слово "несовместимость": сексуальная, эмоциональная, по гороскопу и т.д. Как правило, человек заговаривает о "несовместимости", когда хочет объяснить себе и другим свое неумение или нежелание решать проблемы взаимоотношений. Любые двое людей в чём-то несовместимы и в какой-то момент совместной жизни неизбежно почувствуют правоту слов Сартра: "Ад – это другие". Если они не разбегаются в разные стороны, они могут пройти через испытания и узнать, что "ад" – это не последнее слово об их взаимоотношениях.

> Одна мудрая девушка, собиравшаяся выйти замуж, сказала такие замечательные слова: "Я молюсь не о том, чтобы выйти за любимого человека, но о том, чтобы любить того, за кого я выйду".

Миф 4.
При настоящей любви пыл влюбленности сохраняется на всю оставшуюся жизнь.

> Это ни капли не соответствует действительности. Романтический пыл обязательно выветривается, таков закон природы. К счастью, настоящая любовь гораздо богаче.

> Обман влюбленности удивителен: человеку действительно кажется, что это должно длиться вечно и что только в этом заключается подлинное счастье. Однако трепет влюбленности обязательно проходит, особенно когда люди заключили постоянный союз и живут вместе. И тогда через какое-то время человек с болью ощущает, что "любовь кончилась" и что "жить дальше с нелюбимым человеком – это нечестно". А на самом деле любовь не прошла, просто снизилась интенсивность ее романтической составляющей. Это просто значит, что настала пора заняться отношениями на новом уровне. Цветочки влюбленности увядают, но далее двое могут расти и приносить плоды.

> Если принимать влюбленность за любовь, то часто кажется, что брак начинается с любви, а потом она постепенно портится. На деле же всё обстоит ровно наоборот: брак начинается с притяжения (или еще каких-то обстоятельств), где очень мало подлинной любви. А потом любовь потихоньку строится.

Миф 5.
Любовь решит все проблемы моей жизни.

> Даже при самых глубоких и подлинных отношениях любимый человек не может стать источником полноты моей жизни. Как бы ни было важно его присутствие, он никогда не сможет жить за меня.

> Двое инфантильных людей не составят одного взрослого, они могут только взрослеть вместе. Когда мы слышим слова вроде: "Я не могу жить без нее", "если он от меня уйдет, я готова покончить с собой", – это не любовь, а скорее дурная зависимость. Такая зависимость только душит здоровые отношения. Другой человек, каким бы прекрасным и любящим он ни был, не способен заменить собой Бога.

> Правильнее было бы ожидать обратного: любовь и совместная жизнь обострят многие мои проблемы и заставят меня их решать.

Миф 6.
Любовь несет избавление от одиночества.

> Это неправда: многие люди, живущие в самом счастливом браке, чувствуют себя временами одинокими.

> Есть такой парадокс: человек способен хорошо жить вдвоем только тогда, когда он способен продуктивно жить один. Одиночество – нормальное состояние человека, и лучше его не бояться. В нём нет ничего плохого – плохо, когда мы пугаемся одиночества и пытаемся от него убежать. Быть может, именно страх одиночества заставляет современного человека так много думать о спасении с помощью любви, но это не лучший мотив для создания отношений. Если не убегать от одиночества, то оно заставляет расти. Даже в самой любящей паре у каждого есть свои никому не понятные страдания, свои стремления и свои проблемы, в которых другой не поможет. Кроме того, любым супругам раньше или позднее предстоит пережить разлуку смерти.

> Лучше бы сказать так: совместная жизнь в любви учит конструктивнее и реалистичнее обращаться со своим одиночеством.

Миф 7.
При настоящей любви никогда не возникает ссор и конфликтов.

> Конфликты между любыми двумя людьми совершенно неизбежны.

> Если пара, прожившая вместе сколько-то лет, говорит: "мы ни разу не ссорились" – часто это значит, что им удается держаться друг от друга на дистанции и что они не слишком готовы открывать друг другу свои переживания. Если они никогда не ссорятся, вряд ли у них есть шанс начать глубоко понимать друг друга.

> Говорят, что любовь слепа, – эти слова верно описывают влюбленность, но не настоящую любовь. Идеализация и неверная оценка другого при влюбленности позволяют не замечать, насколько же он от меня отличается. Поэтому влюбленность позволяет на короткое время отключиться от реальности. А как только ее "наркоз" проходит, двое с ужасом начинают видеть, что они живут с совершенно непохожим человеком, обладающим многими невыносимыми недостатками. Это всегда болезненное открытие. Но зато именно тут кончается любовь к воображаемому человеку и может начаться любовь к человеку реальному. Только тут начинается подлинная зрячая любовь: как можно любить того, кого ты не знаешь? А для этого надо не убегать от конфликтов, но вместе их решать. Это важнейшая работа любви. Поэтому ссоры неизбежны. Разумеется, бывают дурные ссоры, которые только разрушают, и всегда стоит искать достойный стиль разрешения конфликтов. Именно этот стиль – то, как пара ссорится – определяет, насколько счастливой будет их жизнь в будущем.

> Если влюбленность – это дар, то мы вправе назвать даром и первую ссору. Это знак того, что наступил новый этап совместного строительства любви.
Редактировалось: 3 раза (Последний: 5 июля 2010 в 18:45)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "заповеди, добродетели";
серия "духовная жизнь"


Автор: Яков Кротов

ЗАПОВЕДИ

[/b]

> "Не сметь командовать", – командовал коммунистический диктатор. Сатана запрещает командовать другим, чтобы командовать самому. В человеке соседствует это сатанинское – бунт против команды во имя команды – и собственно человеческое: бунт против команды во имя свободы.

> Команда, заповедь, – в общем, повелительное наклонение – плохи тем, что вытесняют общение. О любви нельзя сказать в повелительном наклонении. Бог Библии на удивление в этом смысле не похож на человека. Человек командующий скрывает свои эмоции. Бог Библии – нервничает, гневается, ревнует, любит и, что самое удивительное, говорит об этом человечеству словно девчонка девчонке.

> Греховность человека не в том, что он тонет сам и топит других, а в том, что он думает, будто тонет – а ведь стоит на твёрдой земле. Сам образ моря, бушующего "житейского моря", в котором плавают нафаршированные пророками киты, – образ больного воображения. Кто переживает жизнь как море, тот видит в ближнем – утопающего, и начинает командовать ближним: протяни руку! А то просто – ударит по голове, чтобы не дёргался, и будет вытаскивать на берег. А берега-то и нет, ведь нет и реки! Не надо никого бить по голове, никто не тонет! Вокруг прекрасный Божий мир, Божия забота и ласка, и единственное, что с этим не гармонирует – протухшее человеческое нутро. Человек на 90% состоит из воды, а дух человеческий на 99% состоит из воды затхлой, стоячей, эгоистичной. Человек – не утопающий, которого надо спасти, а гниющий, которому надо дать возможность распахнуть окна и двери, проверить себя, заглянуть в другого. Командовать (тем более, бить) здесь так же неуместно, как лечить заикание накладыванием гипса на язык.

> Заповедь не есть с древа познания, с древа власти, кажется современному человеку слишком жестокой, потому что она дана без объяснения причины. Слова Бога о том, что вкушение плода повлечёт за собой смерть, воспринимаются нами как угроза, описание кары. Между тем, это именно объяснение причины. Смерть – не наказание за властолюбие, а следствие властолюбия и сама суть властолюбия. Командующий разрушает ткань жизни, режет её ножницами на мелкие полоски, аккуратные, но ни на что не годные.

> Заповедей слишком много. Если бы существовало только десять заповедей, данных на Синае – но есть еще и заповеди блаженства, данные на безымянной горе Иисусом. А как соединишь заповедь "не убий" с заповедью "блаженны миротворцы"? Нельзя ведь соединить идею с воздухом, хотя оба – невидимы и невесомы. Кое-что общее у ветхозаветных и новозаветных заповедей найти можно, но это всегда будет некоторая казуистика вроде шуточных загадок: "Что общего у рояля с унитазом?" Да, миротворцы вдохновляются заповедью "не убий" – но сколько подлинных миротворцев брались за меч и убивали!

> Апостол Павел предельно заострил проблему, заявив, что "заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя" (Рим.13:9). Наша любовь к любви мощно свидетельствует против апостола: любовь не живет в судах и прокуратурах. Ее можно встретить там – в сердцах, но и на дне моря можно встретить человека – в стальном шаре. Любовь несоизмерима с идеями справедливости и честности, как несоизмерим Эверест и микроб – хотя средства измерения существуют. Любовь кощунственно сопоставлять с уголовным кодексом, как кощунственно сопоставлять Евангелие и Программу КПСС – хотя сходство на уровне буквы есть. "Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона", – говорит апостол, а Христос говорит – погубивший свою душу, спасет ее, и опыт подтверждает, что часто нарушение закона есть любовь. Апостол утверждает, что "любящий другого исполнил закон", а нам остается только удивляться: неужели в Римской империи законы исполнялись людьми иного психологического склада, чем сейчас?

> Про любовь мы всё понимаем правильно. Мы не понимаем смысла слова "заповедь"! Для нас это – запрет, и поэтому мы удивлены размышлениями апостола. Запретом заповедь является – для тех, кто хочет ее нарушить, разрушить, для тех, кто стоит снаружи заповеди. Заповедники – эти крохотные райские сады для животных – начинаются именно с заповедей, которые тоже можно воспринять как запреты, и именно "не убий" есть главная идея заповедника. Кто воспринимает эту заповедь как запрет? Тот, кто хочет проникнуть в заповедник, чтобы пострелять. Тот, кто хочет побывать в заповеднике (то есть, по прямому смысла слова "побывать" – причаститься бытию заповедника), воспринимает заповедь "не стреляй" как пожелание, а не как запрет. Так же воспринимали бы заповедь животные, если бы знали, что охраняет их.

> Пожелание – то есть, нечто, что, собственно, не обязательно соблюдать и что очень легко нарушить. Действительно, трудно нарушить уголовный кодекс – по крайней мере, психологически трудно, но заповедь нарушить очень легко. Именно об этом говорил Христос, замечая, что кто хочет блуда – уже прелюбодей, кто обругал – уже убил. Если воспринимать и эти слова Божии как юридическое предписание – то заповедь жесточе любого кодекса. Но заповедь не суровее, а слабее законов и запретов. Она ничем не подкреплена, даже самый прочный для многих душ барьер между желанием нарушить заповедь и нарушением – иллюзия, раз с точки зрения Бога нет разницы между нарушением заповеди в психике и в действительности.

> Многие предпочли бы видеть в заповеди – запрет. Так и живущие в заповедники предпочли бы, чтобы пограничные войска защищали не государства, а их самих; ведь иначе трудно обеспечить сколько-нибудь удовлетворительную охрану. Заповедники существуют не потому, что их хорошо охраняют – отнюдь! – а потому, что на браконьерство решаются лишь немногие. И мир стоит не потому, что нарушение заповедей безупречно карается людьми, законами природы или Богом, а потому что всё же – всё же! – лишь немногие решаются на нарушение заповедей.

> Заповедь – это не приказание, а пожелание Бога человеку. Иначе самая первая заповедь была бы и самой идиотской: "Возлюби Господа Бога Твоего". Хороша любовь по приказу! Заповедь "не сотвори себе кумира" была бы безнравственной, как и любая попытка устранить конкурента. А заповедь "не поминай имени Господа Бога твоего всуе" – если это запрет, а не пожелание – даже понимать не хотелось бы: мало ли какая блажь придет начальству в голову! Но это пожелание, пожелание Любящего нас, и тут уже к каждому слову прислушиваешься, ибо веришь, что это слова – любви, а не угрозы. Это Любящий просит не произносит Его имени напрасно, то есть не для того, чтобы Он пришел – так деликатно просит Он почаще звать Себя.

> Что уж говорить о заповедях нравственности – "не укради", "не завидуй", "не лги". Они потому и изложены без оговорок, без классификации видов краж и лжи, что это не запрет на воровство, а пожелание не быть вором, завистником, лжецом, быть достойным Божьей любви. Кто боится нарушить заповедь, кто не нарушает ее – делает так не потому, что боится наказания от Бога, а потому, что знает: даже нарушившего заповедь Бог продолжает любить. Если что и удерживает нас, то не страх, а стыд, стыд перед Любящим и, в глубине сердца, Любимым Богом.

> Заповеди Божии – это устав того заповедника, который называют Раем. Это устав любви и желания любви. Главная причина, по которой мы воспринимаем эти заповеди не как желания, а как запреты – та, что мы не в Раю. Более того, мы не просто редкие животные (всё-таки нас несколько миллиардов), мы даже не просто скотины, мы – браконьеры. Не то грех, что мы изгнаны из рая – это следствие греха. Нас изгнали из заповедника, когда мы захотели из егерей и пасомых превратиться в браконьеров и поваров. Этот дух браконьерства: убить, попользоваться, пожрать – и заставляет пугаться заповедей, расценивать их как агрессивное законодательство. Совесть нечиста! Заповедь "не убий" – всего-навсего пожелание с точки зрения безоружной жертвы и суровый запрет – с точки зрения решившегося на убийство. Наша воля, кем быть.

> "Да будет воля Твоя" – это о заповедях. И эти слова можно произносить по-разному: угрюмо или легко, с ненавистью или с любовью. Нужно ли доказывать, какими хотел бы слышать их Бог? Его воля та же, что каждого любящего – чтобы желания были общими. Только так можно понять заповеди Блаженства: уж они-то точно не приказания. Более того, их даже пожеланиями трудно считать – неужели Бог хочет, чтобы мы плакали, чтобы нас гнали? Заповеди блаженства – все! – описывают прежде всего самого Иисуса. Это Он был нищим духом, это Он плакал, это Он – кроток. Это Бог жаждет правды, милостив и чист сердцем. Это Господь – миротворец, изгоняемый и поносимый. Для людей эти Его свойства становятся пожеланиями или заповедями только потому, что Он хочет быть Единым с нами.

> Заповеди Блаженства потому заповеди, что они описывают заповедник Рая. К Моисеевым заповедям не приписаны угрозы – убьешь, мол, и будет тебе то-то и то-то. Но посмотрите, с какой легкостью соединится древние заповеди и обещания заповедей евангельских:

> Возлюби Господа Бога Твоего – и твое будет Царство Небесное.

> Не сотвори себе кумира – и утешишься.

> Не поминай имени Господа Бога твоего всуе – и наследуешь землю.

> Помни день субботний – и насытишься.

> Чти отца твоего и матерь твою – и помилован будешь.

> Не убий – и увидишь Бога.

> Не прелюбодействуй – и будешь назван сыном Божиим.

> Не укради – и твое будет Царство Небесное.

> Не лги и желай чужого – и велика будет твоя награда на небе.

> Заповеди – кольцо. К первой заповеди намертво присоединена десятая. Невозможно почитать Единого Бога и при этом желать Многообразных Жизненных Благ: ближних ослов, домов, жен и так далее. Точнее, на первых порах вера в Бога Творца может уживаться – по инерции – с верой в то, что счастье заключено в обладании различными творениями Божиими, и что счастье тем пышнее, чем больше этих творений мы привели под свою руку. Но жизнь в вере неизбежно есть возрастание одной души в двух параллельных сферах: возрастая в небесном, мы отворачиваемся от веры в богов удачи, войны, разврата, торговли – но этот наш рост в земной плоскости оборачивается отказом от зависти, корыстолюбия, похоти, обмана. Это даже не параллельные процессы, это один и тот же процесс, и невозможно прильнуть к Единому Богу, о котором говорит Первая Заповедь, не отлепившись от Многих Благ, завидовать которым запрещает Последняя Заповедь. Забегая вперед, скажем, что такое же кольцо представляет собою и весь Символ Веры: он начинается с веры в Единого Бога, а заканчивается чаянием Вечной Жизни, что подразумевает отлипание от многих и многих не вечных подобий Бога.

> Положительных заповедей могло бы быть намного больше, ибо неизмеримо много желает от нас Творец. Запретительных заповедей могло бы быть намного больше, ибо пакостям нашим несть числа. Но нет у Бога иного наказания, кроме разлуки с нами. Но изгнание человека из Рая болезненнее переживается Богом, чем человеком, наказан, если уж откровенно говорить, не Адам – а Творец. Страдаем не мы – Христос. И нет у Бога иной награды, кроме соединения с нами. Даже в заповедях блаженства дважды обещано одно и то же – Царство Небесное, да и всё остальное по сути своей есть то же Царство, где мы не рабы Царя. Там Бог – Государь, а Церковь, в которой, если есть на то воля Божия, и мы – Государыня. Там осуществлена Евхаристия – соединение с Богом, которое для нас – страшное таинство, а для Иисуса – единственная награда за муки крестной любви. Там все желания наши и желания Божии сливаются в одно – в заповедь и пожелание любви, которая есть осуществление не только закона, но и всего мира, и всей жизни нашей. "Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди" (Ио.14:15).

> У биологов есть понятие "сложного органа", многофункционального. Голова для ношения шляпы и одновременно она же для ношения бороды. Заповеди, при всей их простоте, сложны. Каждая заповедь блокирует множество грехов. Идолопоклонство, например, соединяет в себе гордыню (любители футбола горделиво полагают, что их любимая игра есть символ целой страны), мстительность, прелюбодеяние (измену истинному Богу с божком), нарушается и заповедь "не убий" – невинная игра, если становится предметом идолопоклонством, превращается в символическое убийства врага. Наконец, "не пожелай" – ведь футболист желает мяч ближнего своего...
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
Из серии "Основы христианской веры"

Автор: протоиерей Фома Хопко
(перевод с английского: прот. Андрей Трегубов).
Из книги: ОСНОВЫ ПРАВОСЛАВИЯ (часть I, гл. 2)
// Нью-Йорк: R.B.R, 1987.


>

…ВИДИМЫМ ЖЕ ВСЕМ И НЕВИДИМЫМ…

[/b]
> Ангелы
> Божье творение не исчерпывается всем видимым, существует также и невидимый мир, который Библия иногда называет «небеса», а иногда— «превыше небес». Хотя этот невидимый тварный мир— чисто духовен и его нельзя обнаружить ни на одной карте материальных пространств, это ничуть не делает его менее реальным. Просто невидимое творение существует иначе, чем видимая материальная вселенная, и оно, конечно, отлично и от нетварного бытия Самого Бога.
> В Библии явления бесплотных сил обычно описываются в физических образах («шестокрылатые, многоочитые» или «в виде человеческом»), но мы должны понимать, что это только символические описания,— на самом деле они, по своей природе и по определению не имеют физических свойств.
> Ангелы (что значит «вестники»), строго говоря, являются только одним чином небесных или бесплотных сил невидимого мира. Всего же существует девять чинов бесплотных сил: ангелы, архангелы, начала, власти, силы, господства, престолы, херувимы и серафимы. Последние, согласно описаниям, непрестанно поют славу Богу: «Свят! Свят! Свят!» (Ис. 6.3, Откр. 4.8). Чины, находящиеся в середине приведенного выше иерархического порядка, очень мало знакомы людям, а ангелы и архангелы известны как активные работники, воины против духовного зла и посланники Ягве в этот мир. В различных видах они приходят к людям на протяжении всей истории человечества, являя силу и присутствие Божье. Самые известные из них: Гавриил (чьё имя означает «Муж Божий»), принесший добрую весть Рождества Христова (Дан. 8.16, 9.21, Лк. 1.19, 26), и Михаил (имя которого означает «Кто как Бог»)— начальник духовных воинств Божьих Дан. 1.13, 12.1; Иуд. 1.9; Откр. 12.7).

> Злые духи
> Кроме ангелов, исполняющих волю Божью, существуют также духовные силы, восставшие против Него и творящие зло. Об их существовании свидетельствуют как Писания, так и жития святых. Они называются «демонами» или «дьяволами» (что значит «разрывающие» или «разрушающие»). «Сатана» (что значит «враг» или «противник») является собственным именем дьявола, вождя злых духов. Он— падший бесплотный дух, ангел, который был сотворен Богом для Своего служения и хвалы. Вместе с дьяволом полчища тёмных ангельских сил восстают против благости Божьей и стараются извратить и уничтожить Его творение.
> Как упал ты с неба, денница, сын зари! (Ис. 14.12)
> …и ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня. (Иуд. 1.6)
> И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый дьяволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним. (Откр. 12.9)


> Человек
> Человек— единственный во всём творении— сотворен по образу и подобию Божию (Быт. 1.26). Он был создан Богом из праха в самом конце творения («шестой день»), чтобы дышать «дыханием жизни», чтобы знать Бога и владеть всем миром.
> Человек был сотворен в двух полах— «мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1.27),— чтобы он «плодился и размножался» (Быт 1.28). Следовательно, различие полов ни в коем случае не есть следствие греха, а принадлежит самой природе человека, непосредственно сотворенной Богом.
> И задача человека— образа Божия, правителя вселенной и соработника Предвечного Творца— «отражать» Бога в мироздании, распространять по всей вселенной Его волю и власть и претворять всё существующее в Божий рай. Человек был сотворен для жизни куда более высокой, чем жизнь любой другой твари, включая даже и ангелов, прославляющих Бога и служащих спасению людей. Именно поэтому Православная Церковь величает Марию, Матерь Божью, как «честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим», ибо то, что прославляется в Богородице как уже достигнутое, является тем, чего ожидают и на что надеются все люди, «слышащие слово Божие и соблюдающие его» (Лк. 11.28).
> Полностью понять и оценить, что значит быть человеком, можно только в свете откровения Христова.
> …Бог превознёс Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца. (Флп. 2.9-11)
> Будучи Божественным Словом и Сыном Божьим в человеческой плоти, Господь раскрывает истинный смысл человеческой природы. История творения, данная в Книге Бытия, во Христе становится ясной: Ветхий Адам— прообраз Адама Нового.
Так и написано: «первый человек Адам стал душою живущею»; а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное. Первый человек — из земли, перстный; второй человек— Господь с неба…. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного. (1Кор. 15.45-49)
> «Нести образ Божий»— значит быть подобным Христу и разделять все Его духовные свойства. По словам Святых Отцов, это значит сделаться по Божьей благодати всем тем, чем Сам Бог является по Своей природе. Если Бог есть свободная духовная Личность, то и человек (мужчина и женщина) должен быть таким же. Если Бог является Владыкой и Творцом, правящим всем мирозданием, то и люди, сотворённые по Его образу и подобию, должны управлять всем миром. Если Бог утверждает Свою власть не угнетением, но милосердием и служением, то и Его твари должны поступать так же. Если Бог Сам есть любовь, милость, сочувствие и забота, то и Его создания должны быть такими же. И, наконец, если Бог всегда существует в вечной жизни, никогда не умирая, но всегда пребывая в совершенной гармонии со всем творением, то и люди были созданы для вечной жизни в том же гармоничном общении с Богом и всем мирозданием.
> Как Господь— божественный прообраз человека— не имеет границ своей Божественности, так и человек не имеет границ своей человеческой природе, то есть тому, чем он может стать по благодати своего Творца. И до какой бы степени зрелости и развития не дошёл человек, какими бы ни были его сила, мудрость, милосердие, знания и любовь, перед ним вечно остаётся возможность становиться всё более и более богоподобным, даже и в Царствии Божьем в конце этого века, когда Христос опять придёт во славе, воскрешая мёртвых и даруя жизнь любящим Его. И это совершенствование человеческой природы внутри природы Божьей является смыслом жизни для человека и во все времена остаётся для него источником радости и счастья.

> Грех
> Слово «грех» означает «промах мимо цели». Человек был создан, чтобы быть тварным образом Божьим, чтобы жить в единстве с Богом и владеть всем мирозданием. Провал человека в этой его задаче и есть тот грех, который также называется грехопадением. Об этом рассказывает третья глава Книги Бытия: человек поддался соблазну зла (змея) и поверил, что он сможет «стать как Бог» своей собственной волей и усилием.
> Православное предание обычно понимает вкушение от «древа познания добра и зла» как реальный опыт принятия зла человеком, но иногда грехопадение понимается (например, св. Григорием Богословом) как попытка человека переступить за пределы своих возможностей, попытка осуществить то, что было не в его власти. Но, как бы ни отличались в деталях различные толкования, одно совершенно ясно: благодаря своей гордыне, зависти и отсутствию смиренной благодарности Богу, человек поддался искушению Сатаны и нарушил Божью заповедь. Так он «промахнулся мимо цели» своего призвания. А нарушив закон Божий, он разрушил не только самого себя, но и всё мироздание, вверенное его заботе.
> В Библии и православном богословии грех, зло, дьявол, страдания и смерть— всегда сосуществуют. Ни одно из них не приходит само по себе, и все они— результат бунта человека против Бога и потери общения с Ним: грех порождает грех.
> История грехопадения в Книге Бытия есть богодухновенное символическое описание изначальных возможностей и падения человека. Данная ему способность вечного роста и развития в Боге была обращена им на приумножение и развитие зла, на претворение мироздания в княжество дьявола, в космическое кладбище, стонущее и мучающееся, пока оно не будет спасено Богом (Рим. 8.19-23). Все дети Адама, то есть все те, кто принадлежит человеческому роду, разделяют эту трагическую судьбу. Даже и младенцы, которые рождаются как образы Божии в изначально добрый мир, тут же оказываются частью вселенной, связанной смертью, правимой дьяволом и наполненной отвратительными плодами бесчисленных поколений его злых слуг.
> Итак, главное: человек и мир нуждаются в спасении, которое и было в самом начале обещано Богом и которое начало исполняться в истории в личности Авраама, отца Израиля, праотца Христа.
> И сказал Господь Аврааму: …Я произведу от тебя великий народ, …и благословятся в тебе все племена земные. (Быт. 12.1-3)
> Всё, что происходило с избранными детьми Авраама, происходило в виду грядущего окончательного уничтожения греха и смерти Иисусом Христом. Заветы Бога с Авраамом, Исааком и Иаковом (чье имя стало «Израиль»— «сражающийся с Богом»); двенадцать колен Израилевых; история Иосифа; ветхозаветная Пасха; исход и принятие Моисеем Закона Божьего; вхождение в обетованную (обещанную) землю Иисуса Навина; основание Иерусалима и построение храма Давидом и Соломоном; судьи, цари, пророки и священники…— всё-всё в ветхозаветной истории избранного народа Божьего обретает свою конечную цель и смысл— в рождестве, жизни, смерти, воскресении, вознесении и прославлении Единородного Сына Божия Иисуса Христа, Мессии. Он и есть Тот, Кто приходит от Отца спасти людей от их грехов, отворить их гробницы и даровать вечную жизнь всей твари.
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "история Церкви: персоналии"

Апостол Павел


> Павел (р. ок. 10 г. в Тарсе Киликийском (юго-восток Малой Азии) – ок. 64). Имя происходит от латин. “парвулюс” — “маленький”, “ничтожный” <...>. Но при рождении Павла звали Савл — древнеевр. “шаул” — “вымоленный”. Вероятно, оба имени он носил с рождения, потому что семья довольно сознательно стремилась выйти из национальной изоляции. Семья переехала в Тарс, если верить сведениям св. Иеронима, за полтора десятка лет до рождения Савла, причём уехала из галилейского городка Гишала. Если, как предполагают, свою профессию Павел унаследовал от отца, то и отец был мастером по изготовлению палаток. Отец, скорее всего, был человеком достаточно решительным и инициативным, коли уехал из земли отцов за сотни вёрст в поисках лучшей доли и сумел добиться римского гражданства. Савл унаследовал от него эти качества (и римское гражданство также, что было тогда крупной привилегией), и в результате вернулся туда, откуда отец уехал: в 18-20 лет, во всяком случае, уже после Вознесения Спасителя, он жил в Иерусалиме и посещал школу знаменитого раввина Гамалиила, вероятно, чтобы стать раввином. Поскольку холостяков в этой роли не жаловали, предполагают, что Савл мог быть женат, но вскоре, во всяком случае, овдовел и остался без жены и без сколько-нибудь существенного опыта брачной жизни. Решительный и независимый характер Савла проявился уже в том, что к христианам он относился иначе, нежели его наставник: тот считал нужным дать христианам свободу исповедовать свою веру, а Савлу не терпелось извести тех, кого он считал предателями веры. Правда, ничего существенного ему не поручили: во время гонений на христиан, когда забрасывали камнями св. Стефана, юноше всего лишь поручили стеречь верхнюю одежду, которую палачи сняли, чтобы рука раззуделась. Потом он помогал выискивать христиан и арестовывать, но и это было чем-то слишком для него мелким и несамостоятельным. Юноша сумел выпросить у первосвященника письмо к еврейской общине Дамаска, — в провинции он оказался бы не помощником, а лидером в борьбе с новоявленными еретиками. Правда, письмо всего лишь доверяло ему арестовывать христан, но не судить их, а лишь “связав приводить в Иерусалим”. Первосвященник предоставлял самому Савлу изыскивать способы без армии, в одиночку кого-то связывать и куда-то вести. Вполне возможно, что тот нашёл бы способ это сделать. Однако по дороге в Дамаск Савлу явился Сам Иисус; точнее, Савл говорил, что его озарил свет, он упал с лошади и услышал голос, говоривший: “Савл, Савл! что ты гонишь Меня? ... Я Иисус, Которого ты гонишь; трудно тебе идти против рожна” (Деян.9,4-5). “Рожно” — слово сегодня непонятное, а означает всего навсегда рогатину. Иисус ни единым словом не упрекнул Савла, напротив, Он пожалел его и сказал Савлу то, что юноша и сам явно уже ощущал, хотя не смел признаться: ему было трудно, ему не было противно преследовать христиан, потому что их вера манила его. Поэтому он так активно и навалился на эту веру, пытаясь отпихнуть от себя то, что незаметно выросло из его же собственного сердца. Встреча с Тем, о Ком говорила эта вера, лицом к лицу (даже если Савл и не “видел” Иисуса в физиологическом смысле слова “видеть”, он всегда потом говорил, что видел Господа, и имел на это полное право). Голос этот слышали и все окружающие, что лишний раз подтверждало реальность происшедшего — хотя не Савл нуждался в таком подтверждении. После этого происшествия Савл словно ослеп, он перестал есть и пить, до тех пор, пока в Дамаске не крестился. Сразу после крещения Павел начал проповедовать о Христе евреям Дамаска; около трех лет он провел в пустыне под этим городом и тоже не в одном молчании, судя по тому, что набатийский царь Арефа IV пытался его арестовать (2Кор.11,32). Господь сказал, что сделает Павла проповедником для множества людей, однако примечательно, что сказал он это не самому Павлу, а крестившему его христианину Анании. Павлу же он только “показал” (Деян.9,16), а не “сказал”, и показал не Павла — будущего великого проповедника, а Павла — будущего арестанта и оплёвываемого, презираемого отверженного. Это откровение уравновесило всю ту гордыню, которой было много в Павле и которую его новая миссия могла развить. В конце 30-х годов Павел вернулся в Палестину, пару недель пробыл в Иерусалиме, но апостолы приняли его по меньшей мере настороженно. Да Павел и не пытался устроиться в самодовлеющей иерусалимской общине. Он отправился в сирийский город Антиохию и здесь вскоре занял положение одного из видных проповедников, помощников апостола Варнавы. Под руководством Варнавы он отправился в своё первое миссионерское путешествие по Малой Азии. Путешествие было необычным, потому что апостолы решились крестить язычников, которые уверовали во Христа, не совершая при этом обряда обрезания и не требуя от них соблюдения всех иудейских традиций. У христиан-иудеев это вызвало ропот. Проблема зрела в течение лет десяти и, наконец, собор апостолов в Иерусалиме одобрил действия Варнавы и Павла, но собор как собрался, так и разошёлся, и даже св. Петр, поддерживавший антиохийских миссионеров, когда приехал в Антиохию, постеснялся с ними встречаться и присоединился к “ортодоксальным” евреям-христианам, которые бойктировали необрезанных христиан. В довершение несчастий, Павел и Варнава поссорились. Повод для ссоры стало поведение племянника Варнавы Иоанна Марка; Варнава встал на сторону родственника и отправился вместе с ним проповедовать Евангелие на Кипр, а Павел, к которому присоединился Сила, отправился на Балканский полуостров. Спор с Варнавой, несомненно, подпитывался тем, что Павел безусловно проповедовал вдохновеннее и сильнее, его принимали за главу миссии; это не так легко вытерпеть. За вторым путешествием последовали третье, причём Павел сознательно лишь “благовествовал” — он основывал христианские общины, наставлял их в вере, но руководство ими перепоручал другим, всё время стремясь далее и далее, заботясь не о конкретной общине, а о защите перед Церковью всех, обратившихся ко Христу из язычества. С течением лет его привыкли звать Павлом, именем римским, интернациональным, а не Савлом — именем чисто еврейским, и это символизировало его обращённость ко всем людям, жившим в огромной империи (а вовсе не перемену веры, как обычно считают неверующие). Послания, которые он писал основанным им общинам, друзьям, стали излюбленным чтением христиан ещё при его жизни, были присоединены к Евангелиям наравне с посланиями апостолов из числа Двенадцати, и по сей день остаются источником вдохновения и научения для верующих. Те конкретные вопросы, которые послужили поводом для написания писем (совершать обрезание или нет), уже никого не волнуют, но Павел, решая каждый вопрос, быстро восходил на высоту размышлений о сути христианской жизни, взаимоотношений с единоверцами и способе осуществления веры в мире, и с этой высоты можно разглядеть решения проблем и первого века, и двадцать первого. После примерно еще десяти лет миссионерства правоверные иудеи добились ареста Павла; как римский гражданин, он был доставлен для суда в столицу империи и заключён здесь в тюрьму. Впрочем, именно в тюрьме он написал несколько самых замечательных своих писем. По одному из преданий, Павел сумел освободиться из тюрьмы и отправился проповедовать в Испанию, однако всё же через несколько лет был казнён в Риме; по другому, более надёжному преданию, он был казнён в гонение Нерона, не успев более совершить никаких путешествий. <....> Сохранились очень древние изображения Павла: маленький лысый человек с длинной бородой, выпуклым лбом и, естественно, с горбатым носом. Правда, чем изображения позднее, тем Павел на них осанистее и крупнее.Изображение: на древних изображениях маленькая фигура, лысый, с длинной бородой, выступающим лбом и горбатым носом. На более поздних иконах чаще всего крупный, сильный человек. В Католической Церкви Павла, в память о его падении с лошади, почитают покровителем рыцарей, шорников, канатчиков, а также, естественно, изготовителей палаток и ковров; почитают его и патроном теологов и церковных журналистов и газетчиков, а также почему-то корзинщиков и голубей. <.....>

Автор: свящ. Яков Кротов
Опубликовано: krotov.info/yakov/6_bios/01/pavel.htm (Словаря святых Якова Кротова)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "Молитва"

Автор: священник Александр Мень
Из книги: Практическое руководство к молитве // М.: Фонд имени Александра Меня, 1995.

Затруднения в молитве. Молитвенные размышления.
Молитва в повседневности


> III. Затруднения в молитве
> Рассеянность

> Рассеянность является главным препятствием к молитве.

> Нередко причиной рассеянности считают житейские дела. Это справедливо, но лишь отчасти. Рассеянность проистекает, как говорит епископ Феофан, «не от природы житейских дел, а от нашей оплошности, по которой попускаем себе погрязнуть и мыслями, и чувствами, и желаниями, и заботами в одном житейском. А ведь этого может и не быть. Начинайте все с молитвы, продолжайте с упованием, кончайте благодарением»27.

> Многие виды рассеянности изобличают нежелательную направленность нашей души и ее порабощенность. Следует уяснять истоки наших скрытых стремлений, направлять их в нужное русло или брать под контроль.

> Если рассеянность не исчезает, надо суметь отнестись к ней как к испытанию — терпеливо, без раздражения.

> Пока рассеянность не завладела нашим «Я», т.е. пока оно сознательно обращено к Богу, а не к тому, что нас рассеивает, молитва еще теплится. Если мы страдаем оттого, что появляются посторонние мысли, — это верный признак того, что «Я» не побеждено и оказывает сопротивление рассеянности.

> Как бороться против посторонних мыслей? Если эти мысли блудные или кощунственные, следует напомнить себе, что они являются демоническим искушением, посягающим на наш внутренний мир. В других случаях следует осознать, что помыслы суть проявление в нас различных областей нашего существа, и бороться с их бесконтрольными порывами (обуздывать чревоугодие, леность, чувственность, излишнюю игру воображения), укреплять свой дух, устремляя его к Богу.

> Следует оказывать рассеянности активное сопротивление, включать в молитвенную сферу все измерения своего существа (взгляд направить на икону, воображение — на евангельские события, мысли — на духовные предметы, которые, в свою очередь, укрепят в нас любовь и благоговение). Если молитву нарушает серьезное беспокойство о чём-то или тревога о ком-то, то пусть эта забота и тревога включатся в самую нашу молитву, чтобы помеха превратилась в фактор, помогающий усилить молитву о тех людях и обстоятельствах, которыми вызвана наша озабоченность.

> Сухость сердца

> Сухость сердца ощущается особенно остро по контрасту с благодатными моментами. Ее может усиливать физическое или нервное переутомление. В этом случае следует позаботиться о том, чтобы устранить (или ослабить) ее причину.

> Сухость может явиться результатом какого-либо греха или ошибки. Тогда нужно обратить на них внимание и принести искреннее покаяние. К сухости же — отнестись как к заслуженному нами испытанию.

> Нередко бывает, что невозможно найти грех, который вызвал сухость. Тогда, принеся общее покаяние, следует терпеливо ждать, когда это состояние минует. «Бог, — говорит святой Франциск Сальский, — дает вначале духовные радости для того, чтобы отвлечь человека от земных наслаждений и побудить его стремиться к духовной любви. Иногда Бог потом отнимает эти утешения, чтобы научить нас более твердому благочестию среди испытаний и искушений»28. Таким образом, сухость может нам посылаться для упражнения в терпении и для нашего совершенствования. И в самом деле, благодаря ей наша вера очищается («Блаженны не видевшие, но уверовавшие» [ср. Ин 20,29]). Очищается и любовь, ибо мы должны искать Самого Бога, а не радостей, которые от Него исходят. Укрепляется и надежда, надежда на возвращение Бога в душу, которая томится от сухости.

> Итак, какова бы ни была причина сухости и бесплодия духа, в конце концов это трудное состояние косвенно может помочь продвинуться по духовному пути. Не надо в этих случаях отчаиваться, напрягаться — нужно сохранять мир, помня, что Господь не оставит нас даже в периоды бесчувственности и немощи.

> Иногда душевное окостенение преодолевается вдумчивым произнесением «Отче наш», двукратным или троекратным чтением одной из молитв или повторением молитвы Иисусовой по четкам (один круг).

> Напряжение и состояние покоя

> Если мы постоянно напряжены, это отражается и на молитве. Бывает даже, что некоторые люди, не напрягаясь в жизни, молятся в напряжении. Напряжение мешает молитве, а покой ей способствует.

> Как всякая другая деятельность, молитва протекает на фоне различных видов напряжения: тела, чувств, ума. Это нередко служит причиной рассеянности. В самом деле, энергия, которую это напряжение концентрирует, стремится захватить сознание и отвлечь внимание от Бога.

> У некоторых молитва связывается с нездоровым возбуждением и духовным напряжением, которые прямо противоположны молитве. Такое напряжение невольно увлекает человека к состоянию, вредному для духовной жизни. Мы ничего не можем без благодати. Молитва — это в гораздо большей степени Божие действие на нас, чем наши собственные усилия. Духовное напряжение же побуждает нас искать только озарений, желать ощутимых проявлений благодати, достижения определенных душевных состояний; при этом забываем, что Бог — основная первопричина нашей молитвы.

> Состояние тишины и покоя — основное условие молитвы. Необходимо успокоиться к началу молитвы, даже если молящийся и не пользуется специальными средствами, помогающими достичь внутренней тишины. К этим средствам относятся слушание соответствующей музыки, медленные движения, молитвенное положение тела (см. гл. II). В противоположность духовному напряжению надо стремиться в молитве только к Богу и для Него отрекаться от своей воли, стараться не искать в молитве ни познания, ни благодати. Кроме того, нужно духом веры и смирения освящать всю свою жизнь.

> И в то же самое время молитва способствует установлению тишины и покоя во всём существе. Конечно, молитва существует не для достижения этого покоя, а только для славы Божией. Тем не менее длительное спокойствие, которое связано с молитвой, обязывая нас к неподвижности и ритмическому дыханию, является основным физическим фактором снятия напряжения.

> Таким образом, мы видим, что молитва устраняет и духовное и эмоциональное напряжение. «И мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдает сердца ваши (...) во Христе Иисусе» (Флп 4,7).

> IV. Молитвенные размышления

> 1. Священное Писание и Церковь призывают нас углублять и совершенствовать молитву, чтобы она всё больше приближала дух к Богу и освящала всю нашу жизнь. Молитвословие должно постепенно дополняться углубленной молитвой, которая, в свою очередь, есть преддверие высших ступеней молитвы.

> 2. Углубленная молитва есть обращенность к Богу в полной сосредоточенности всех внутренних сил, это беседа, созерцание или безмолвное предстояние. Здесь уже мало одного «правила» и мало тех 10–15 минут, которые на него отводятся. Для этой молитвы нужно не менее получаса, а иногда и часа ежедневно. Разумеется, далеко не все имеют такую возможность. Поэтому хорошо начать с одного или двух раз в неделю. Вырастает углубленная молитва из молитвословия, а подготовкой к ней служат духовные размышления.

> 3. В повседневной жизни есть много моментов, когда мы можем обращаться мысленно к Богу (см. гл. V). Отдых, прогулки на природе, чтение, встречи с людьми, даже труд — всё это открывает возможности для богомыслия. Нужно стремиться вырабатывать в себе чувство постоянного пребывания перед лицом Отца. Тогда для нас не будет ничего «светского», всё станет священно, всё будет протекать «в поле Бога». Вне Его — только грех, но даже и он через чувство раскаяния возвращает нас ко Христу.

> Всё прекрасное, что нас радует, проистекает от Него. Он дал нам «хлеб насущный», красоту мира, радость труда и человеческого общения. Он дал нам само бытие, привел нас в эту трудную и прекрасную жизнь, чтобы мы шли по ней, открывая и созидая Его Царство.

> Один из первохристианских писателей, <Ерм>, изображал Церковь в виде строящейся башни. Камни, из которых она складывается, — души верных. Эта мысль должна господствовать в нашей жизни. Чего ждет от нас Господь, как нам исполнять Его волю? Вот вопрос, от разрешения которого зависит правильное устроение христианской жизни. Прежде всего — не Он для нас, а мы для Него. Ему должны мы отдать и посвятить каждый шаг: печаль и радость, познание и труд — всё должно стоять под знаком благодарственной молитвы. В минуты скорби, хотя мы и знаем, что Ему ведомо о нас всё, мы открываем Ему свое сердце, и о чём бы мы ни просили, конец мольбы должен быть один: «Да будет воля Твоя».

> 4. Немалую помощь в духовных размышлениях может оказать чтение, особенно чтение Писания. Сосредоточенное, молитвенное чтение происходит неспешно. Читаем понемногу, с остановками, во время которых обращаемся ко Христу с молитвой: просим Его просветить наш разум. При этом хорошо перекреститься или встать перед иконой, а потом вновь вернуться к чтению. Важно сознавать, что слова обращены к каждому из нас как призыв, упрек или одобрение. Тогда чтение незаметно превратится в диалог, молитвенную беседу с Богом. Хорошо, если такое чтение Писания и книг о духовной жизни можно осуществлять ежедневно. Если же это невозможно, изберем для духовного чтения три дня (воскресенье, среду, пятницу) или, в крайнем случае, воскресные или праздничные дни.

> 5. Ритм человеческой жизни связан с равновесием между общением и уединением. БОльшая часть нашего времени по необходимости проходит на людях, что должно уравновешиваться минутами внутренней тишины. Ими предваряются размышление и молитва.

> Для начала пусть это будут всего 1–2 минуты, но надо стремиться, чтобы в это время все посторонние мысли, помехи, внешние и внутренние, были устранены. Место выбирается любое, где меньше поводов для рассеянности.

> В эти минуты мы стараемся «прислушиваться» к своему телу, успокаиваем его, гасим поток посторонних мыслей, «внимаем тишине». А после этого медленно и вдумчиво (про себя) произносим какую-нибудь молитву, лучше всего «Отче наш». Останавливаемся на одном слове. (Для одного раза следует брать лишь одно слово или короткую фразу.) «Отче наш»... Отец, всеобъемлющее Лоно Любви, Создатель и Водитель. Подумаем о том, что когда-то нас не было. Мы существуем по Его воле. Он повсюду и во всём, и всё-таки пока Он для нас «на небесах», в мире Духа, в мире света и полноты совершенной. Этот мир, вожделенный и невыразимый, изливается на нас, в нашу жизнь. «Имя» Его есть Любовь. Ее образ — Чаша, сотканная из света, восходящая над горизонтом, как солнце. «Да приидет Царствие Твое»... мы ждем, мы жаждем его, но мы и призваны трудиться для него... И так до конца, каждое слово прочувствуем и продумаем.

> Темы для богомыслия могут быть различны. Приведем несколько примеров.

> 1. Я — Твое творение. Ощутить, что каждая клетка тела принадлежит не мне, что всё, что я имею, мне дано — и самая жизнь, и Дух. Осознать, что мое бытие в руках Божиих, что я принадлежу Ему всецело.

> 2. Благодарим Господа. Осознать, как приведены в мир из небытия, сколько даров мы получили, благодарить за всё, что было доброго в жизни, включая и испытания; благодарить за жизнь, труд, людей, вещи, книги, мир, за всё, что нас окружает, питает и радует.

> 3. Дух господствует над плотью. Осознать, что высший дар во мне — Дух, что он от природы призван царствовать, что ему дана такая же власть над телом, какая была дана человеку при сотворении над природой (Быт 1,26).

> 4. Он дал нам от Духа Своего (1Ин 4,13). Думать о той сокровенной связи, которая существует между нами и Сущим. О том, что мы — Его образ и подобие. О том, что Он хочет действовать в нас.

> 5. Да будет воля Твоя. Всецелая отдача «себя и друг друга» Его Провидению. Полное доверие и надежда на помощь.

> Можно брать слова из Писания, молитв, песнопений и литургии (например, «Воссия мирови свет Разума»; «Слава Тебе, показавшему нам свет»; «Обрящите покой душам вашим»; «Нас ради человек и нашего ради спасения»; «Прииди и вселися в ны»; «Да исправится молитва моя»; «Покаяния отверзи ми двери» и др.). В каждом случае нужно следить, чтобы медитация не превращалась в отвлеченное размышление. Она должна быть тесно связана с конкретной судьбой и личностью данного человека и ощущаться как предстояние Богу. Сознание Его присутствия здесь очень важно. Очень важно также, чтобы в эти минуты ничто постороннее не проникло в мысль. Любой начинающий знает, как это трудно. Но трудности не должны пугать нас или расхолаживать.

> 6. К духовным размышлениям относится также проверка совести, которую можно соединять с ежедневным молитвословием или совершать в конце недели. Обязательно это делать накануне исповеди (см. «Таинство, Слово и Образ»)29.

> 7. Для духовных размышлений можно брать не только молитвы и краткие изречения из Священного Писания, но также какие-то моменты священной истории (например, хождение по водам [см. Мф 14,25–33; Мк 6,45–52; Ин 6,15–21]). Святой Иоанн Златоуст рекомендует при размышлении на евангельские темы конкретно представлять себе обстановку и подробности событий. При этом, однако, нужно помнить, что людей с сильно развитым воображением может подстерегать здесь «мечтательность», т.е. болезненное возбуждение души, которое неопытный человек принимает за подлинно духовные переживания. Здесь таится опасность господства в духовной жизни эмоциональной и даже чувственной стихий, которые искажают внутреннее устроение и ведут к патологии и лжемистике. Поэтому в молитве и духовных размышлениях нужно быть весьма осмотрительным и не злоупотреблять средствами воображения (о самопроверке при особых духовных состояниях см. гл. II, раздел 3). (Большинство восточных подвижников считает недопустимым вообще любой элемент воображения в богомыслии. У западных — этот элемент допускается, а порой и рекомендуется. Происхождение этого разногласия очень древнее. Оно связано с различием психологии людей Востока и Запада. Восток, склонный к умозрениям, фантазии, богатому воображению, должен был получить противоядие в виде запрета давать волю воображению. Запад же, более трезвый и рационалистичный, нуждался в обратном: в оживлении духа с помощью сил души. В наше время это психологическое различие достаточно сгладилось. Поэтому при выборе методов богомыслия больше внимания должно быть уделено индивидуальным особенностям человека.)

> V. Молитва в повседневности

> Для того чтобы наша жизнь всё больше проникалась атмосферой молитвы, мы не должны ограничиваться лишь тем временем, когда стоим в храме, дома перед иконами или сидим, раскрыв Писание. Молитва может постепенно проникнуть во все уголки нашей повседневной жизни. Это достигается нелегко, но тот, кто стремится к частой молитве, получает ощутимую помощь свыше. Какие же существуют виды и способы частой молитвы?

> 1. Первый способ упражнения в частой молитве — это мысль о Боге. Когда какой-то человек покорил нас и внушил любовь к себе, наша мысль постоянно обращается к нему. Точно так же бывает с тем, кто покорен любовью к Богу. Он, по выражению Псалмов, радуется, когда «вспоминает о Боге» [ср. Пс 42(41),5; 105(104),3–5]. Эта мысль о Боге имеет несколько аспектов.

> Мы думаем о нашем отношении к Нему, мы исполняемся доверием, благодарностью, покаянным чувством.

> Мы думаем о Нём в свете Откровения, размышляя о Его величии, благости, любви к человеку.

> Мы думаем о Нём, когда стоим перед вопросом: что сделать, чтобы исполнить Его волю. По слову Христову: «Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин 5,30).

> Этой же цели (напоминанию о Божьем Присутствии) служит и молитва перед едой, открытая или тайная. Известный пастырь XIX века о. Родион Путятин писал: «Когда мы пьем и едим с молитвой и благословением, тогда пьем и едим во славу Божию, а делаемое нами во славу Божию всё служит нашей душе во спасение... При молитве и благословении и вино может веселить наше сердце веселием духовным, и телесный хлеб может сделаться спасительным для нашей души... И животные неразумные знают и помнят того, кто поит и кормит их... Как же не знать и не помнить нам Христа?»30

> Будем учиться смотреть на все вещи в их связи с Богом, открывать духовное значение всего тварного. Находясь, например, в толпе, вспомним, что вокруг нас люди, за которых Христос пролил Свою кровь. Принимая на руки ребенка, нужно помнить, что он уготован стать храмом Св. Духа. Вид леса или реки должен восприниматься как весть Божия, обращенная к нам. Всё это — творения Его, в которых мы можем познать присутствие Создателя, вызвавшего их к бытию и поддерживающего в них жизнь по сей день.

> 2. Чистая мысль всегда рискует стать безличной и абстрактной. Мы знаем на опыте (и психология напоминает нам об этом), что, будучи воплощена в речь, наша мысль уточняется и конкретизируется. Слово приводит в действие другие внутренние механизмы, способствуя более глубокому участию человека в молитве. Именно поэтому для нас важна беседа с Богом.

> Мы можем говорить с Ним обо всём, что нас волнует: о нашем отношении к Нему и к окружающим людям. Станем благодарить Его, просить Его и выражать Ему свою любовь. В нас должна укорениться привычка обращаться к Нему как к Отцу, Сыну и Святому Духу. Тогда наша молитва будет не абстрактной, а приобретет характер беседы «лицом к лицу» [см. Исх 33,11]. Для чего просить, раз «знает Отец» [см. Мф 6,8]? Тут — наш сознательный поворот к Богу, смирение, чувство связи и зависимости, кроме того — важность «выговаривания», «общения» (о. А. Ельчанинов)31.

> Одни люди ежедневно обращаются к разным кратким молитвам из Библии, другие — повторяют одну и ту же в течение целой недели. Можно записывать такие краткие молитвы, можно брать их из Молитвослова. «Молитва Иисусова» является одним из видов такой часто повторяемой краткой молитвы (см. гл. 6). Сосредоточению на одной краткой молитве очень помогает повторение ее по четкам.

> 3. Кармелитский монах Лаврентий (XVIII в.) стал духовным отцом множества своих современников, наставляя их в практике «погружения в себя». В течение дня он, неся послушание на монастырской кухне, время от времени на несколько секунд погружался в глубину своего духа, где обретал мир и сознание Богоприсутствия.

> Мы слишком часто бываем настолько вовлечены во внешнюю деятельность, что она парализует дух. Периодическая отрешенность и самоуглубление могут стать решающим фактором нашей духовной жизни. «Чтобы не парить нам и не рассеиваться, прельщаясь суетностию, — говорит преподобный Иоанн Карпафский (V в.), — хорошо внимать Пророку, который говорит: идите людие мои, внидите в храмину вашу, — в храмину сердца вашего (...) в оное обиталище без-образное, осияваемое бесстрастием и осенением святой благодати»32.

> 4. Постоянное обращение к Библии, особенно к Евангелиям, должно стать нашей насущной потребностью.

> Открывая Священное Писание, мы приостанавливаем поток суетных мыслей и чувств и как бы входим в мир Божественного Слова. Это вхождение есть уже молитва.

> 5. Практика частых молитвенных обращений и самоуглубления не требует слишком большого времени. Успех зависит от частоты таких молитвенных «минут покоя». Надо привыкнуть использовать любую свободную минуту для этого глубокого общения с Богом. Пусть это будет мгновение, когда мы переходим от одного дела к другому, идем или едем, ложимся или встаем. Нужно уметь прерывать работу для того, чтобы «взглянуть на Бога».

> 6. Древний мудрец говорил: «День, в который я не оказал помощи кому-либо из людей, — погибший день». Эти слова нужно чаще напоминать себе. Молитва, если она не сопровождается деятельной любовью, рискует выродиться в самообольщение. Служение людям должно быть таким же повседневным делом, как еда и питье. Некоторые из нас имеют для этого возможность постоянно, другие же должны активно искать случаев послужить людям. Нет надобности перечислять здесь все формы служения. Вокруг нас достаточно заблудших, опечаленных, нуждающихся, больных и старых людей, которые ждут помощи. «То, что вы сделали одному из братьев Моих меньших, — сделали Мне», — говорит Господь [ср. Мф 25,40]. И поэтому взаимослужение есть, по существу, форма богослужения, форма молитвы. Раз и навсегда запомним, что «вера без дел — мертва» [см. Иак 2,17].

27 Феофан Затворник, свт. <Письма епископа Феофана. Изд. 6-е. — М., 1914.> С. 128.
28 Франциск Сальский, св. Руководство к благочестивой жизни. — Брюссель, 1967. С. 138.
29 Мень А.В., прот. Православное богослужение. Таинство, Слово и Образ. С. 140–142.
30 Путятин Р., прот. Собрание поучений. — 1893. С. 99.
31 Ельчанинов А., свящ. — Цитируется без указания на источник.
32 Иоанн Карпафский, преп. Увещательные главы. — В кн.: Добротолюбие. Т. 3. С. 100–101.
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
Хотелось бы знать, насколько пользуется популярностью публикование текстов рассылки на Форресте.
Мне, конечно, не жалко smile , но если не читается эта тема, так что ее продолжать?
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "Христианство в современном мире";
серия "духовная жизнь"


Автор: игумен Петр (Мещеринов).
Заглавие публикации: Проблемы воцерковления.
Опубликовано: kiev-orthodox.org/site/churchlife/1484/, 21.07.2007


Проблемы воцерковления (2)

[/b]
> II

> Приступим теперь к более подробному рассмотрению разных сторон катехизации. Воцерковление – процесс не одномерный, его особенности зависят от того, по каким побуждениям человек вошёл в Церковь. Побуждения эти многочисленны и индивидуальны, но можно свести их к трём основным. Почему люди приходят в Церковь? 1) Чтобы Церковь решила их проблемы – как внутренние, так и внешние; 2) по национально-патриотическим (реже – эстетическим, политическим и др.) соображениям, возвращаясь к "вере отцов", и 3) в силу религиозного искания истины. Церковь с любовью принимает всякого человека, по какой бы причине он не обратился к ней; но вместе с тем, к каждой из этих групп катехуменов необходим особый подход, чтобы воцерковление принесло действительный плод, а не взрастило заложенные в перечисленных побуждениях содержащиеся в них плевелы заблуждений и подмен.

> * * *

> Мы живём в падшем, испорченном грехом мире; скорби и страдания, добывание в поте лица хлеба своего (Быт.3,19) – непременный удел всякого человека на земле. Внутренняя неудовлетворённость, неустроенность души, невозможность справиться со своими страстями, нестроения в семьях, нескладывающиеся отношения между близкими (и неблизкими) людьми; социальная неустроенность, карьерные неудачи, недостаточность материального положения; пьянство, наркомания, разнообразные зависимости; супружеская неверность; дети; болезни свои и близких… список может быть продолжен до бесконечности. Бедный человек, живя на земле, как будто попадает в бесчувственный механизм Хода Вещей, который своими постоянно проворачивающимися проблемами делает нашу жизнь порой невыносимой... Чувствуя, что есть в мире нечто, что свободно от этой железной детерминированности земного существования – Церковь Христова, множество людей, имея религиозное чувство и веру в Бога (по большей части смутные и неопределённые), входят в неё, надеясь, что от этого облегчится их жизнь.

> В наличной церковной действительности этот импульс получает охотное подхватывание, на нём строится наше обычное стихийное воцерковление. В проповедях, брошюрках, приходских СМИ, в беседах с пастырями людям сообщается, что Церковь – это как раз то, что им нужно, именно она и решит все проблемы, которые привели людей к церковному порогу. Мучает человека алкоголизм – молебен мч. Вонифатию, акафист Неупиваемой Чаше. Нестроения в семье – водичку с молебна мчч. Гурию, Самону и Авиву взять, кропить в доме, мужу подливать в пищу. Не складываются отношения с начальником? квартирный вопрос? дети распустились? экзамен сдать? – к блаж. Матроне (универсальная помощь от всего). Терзают зависимости, страсти? Генеральная исповедь, утренние-вечерние молитвы, обязательно на Всенощную в субботу и на Литургию в воскресенье. Ну, причащаться почаще; чтобы не болеть – пособороваться, а то и на отчитку съездить, в паломничество, или в почитаемый источник окунуться. Уныние, внутри всё как "заржавело"? псалтирь читать. Не понимаешь? неважно, главное, что бесы понимают. И т.д., и т.п.

> Я совершенно далёк от того, чтобы как-то смеяться над всем этим. Человеческие проблемы и желание решить их, избежать их – абсолютно законны, и вызывают и сочувствие, и желание помочь. Но дело всё в том, что Церковь никакие проблемы не решает, она – совсем о другом. То правда, что перемена жизни, обращение к Богу, молитва, отказ от смертных грехов действительно изменяют многое в жизни людей; но это есть лишь некое следствие (а вовсе не цель) начавшейся церковной жизни. Наша приходская катехизация берёт на вооружение эти действительно яркие и многочисленные случаи и делает из них вывод, что – вот, это изменилось в твоей жизни, значит, и всё остальное тоже со временем изменится так, как тебе нужно, если, например, умножить посещение храма, пощение, исполнение молитвенного правила и т.п. Но вот проходят годы, а с ними – период неофитства, одна из особенностей которого – отодвигать на время страсти и проблемы… и они возвращаются. Опыт показывает: если человек пил – он опять начинает пить, хотя и исповедуется, и причащается, и служит молебны. Подверженный блудной страсти всё с большим трудом удерживается от грехов, хотя и постится, и молится мц. Фомаиде. Отношения с людьми не только не улучшаются, но становятся ещё хуже, хотя вся жизнь выстроена по церковным правилам... Бывают, конечно, случаи полного избавления в Церкви от тех или иных страстей, пороков и недостатков, но они очень не часты, – а в массе своей, как показывает опыт, после некоторой ремиссии всё возвращается к тому, чем человек был до своего воцерковления, пусть даже он и погрузился в самые глубины церковной жизни, стал, например, монахом или священником. Даже если он видит в себе такое положение вещей и старается изменить его постом, молитвами, хождением в церковь, чтением святоотеческих книг и проч. – затраченные усилия дают непропорционально малый результат. Наконец, руки опускаются, энергия бороться с собою вышеуказанными средствами иссякает... и бедный человек, чаще на уровне чувств, а иногда и сознательно, приходит к выводу: раз моя проблема не решилась – значит, Церковь мне не помогла. Дал нам Бог духа... силы, любви и целомудрия (2Тим.1,7)... но где всё это? всё церковное исполняю, а плода нет... выходит, Церковь обманула меня... Отсюда – разочарование, крайнее уныние и настоящая духовная трагедия, свидетелем чего мне не раз приходилось быть на исповеди.

> Но никто не сказал приходящим к таким тяжёлым выводам людям (а их немало, увы!) при их воцерковлении, что Церковь и не должна напрямую решать все их проблемы. Протопресвитер Александр Шмеман пишет, что ошибка – сводить веру "к себе и своим проблемам. Суть христианства мне всегда, с детства, представлялась в том, что оно не разрешает проблемы, а снимает их, переводит человека в тот план, где их нет. В том же плане, в котором они есть, они потому и есть, что они неразрешимы" (Дневники. М., 2005, стр. 34-35). Катехизическая установка на "решение проблем" снимает с человека ответственность, и, в обмен на свободу, перекладывает её на Церковь. Но это неверный и, по сути, магический подход, непременно обнаруживающий свою ложь и рано или поздно терпящий фиаско. Человек должен решать свои проблемы сам, и только сам, своим нравственным и духовным трудом. Безусловно, Церковь помогает увидеть эти проблемы и их корни, укрепляет человека благодатью Божией в свободном и ответственном его действовании; но главное всё же – то, что Церковь вводит человека в жизнь Царства Христова, в соединение с Богом, в небесную реальность, изымает его из детерминированности Хода Вещей, в свете чего проблемы теряют для человека своё значение проблем и становятся благим и желанным полем исполнения заповедей Христовых, на котором сокрыта драгоценнейшая жемчужина (Мф.13,44-46), теми неизбежными скорбями, которыми нам надлежит войти в Царство Небесное (Деян.14,22), игом – но во Христе благим, бременем – но во Христе лёгким (Мф.11,30)... Если бы людям, переживающим вышеописанное разочарование, об этом сказали в начале их церковной жизни, то их духовные усилия были бы направлены на другое, и разочарования бы не было. Вероятно, был бы почти у всех встречающийся кризис, но вооружённый правильным знанием человек без сомнения преодолел бы его, обретая в самом кризисе ценнейший опыт евангельской правды.

> Итак, воцерковление не должно базироваться на постулате "Церковь решит все ваши проблемы". Начинать воцерковление нужно совсем с другого – с осознания человеком получаемой им в Боге свободы и неразрывно связанной с ней личной ответственности за свою жизнь. И нужно предупреждать людей, что – наоборот, у них могут появиться проблемы. Мы нередко видим, что человек входит в Церковь – и на него откуда ни возьмись наваливаются ужасные несчастья, скорби и беды. Об этом говорит и Священное Писание. Когда Моисей благовествовал израильтянам избавление от рабства, и народ с радостью принял эту весть, то фараон, будучи ожесточен Господом, наложил на народ Божий большее и тяжёлейшее иго (Исх. гл. 5). Катехизация должна начинать с того, что нам в Церкви даётся другая реальность – Царство Божие. За это придётся многим и пожертвовать; но именно эта добровольная жертва даёт человеку силу и свободу разобраться в том числе и со своими проблемами.

> Возразят: но для большинства путь к Богу по большей части возможен именно через скорби и проблемы; если не утешать их мнением, что эти их проблемы решатся (или хотя бы облегчатся), то люди окажутся вне Церкви. Важно, конечно, что люди обращаются в своих бедах к Богу. Но нужно сразу говорить им о том, что в Церкви речь идёт, по совершенно точному выражению прот. Александра Шмемана, не о решении проблем, а о снятии их в свете достигшего до нас (Мф.12,28) Царства Христова, когда для человека любовь ко Христу (и – главное – любовь Христа к нему) становятся значимее и реальнее земного Хода Вещей. Ко всем, к каждому лично обращена заповедь – ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам (Мф.6,33). Приложится то, что надо каждому; бывает, что человеку для его пути к Богу как раз необходимы проблемы, чтобы он увидел в них руку Божию, "перемаливал" их, учился поступать в них по-евангельски, совершенствовал свою душу.

> Очень важно также, чтобы в Церкви звучала только правда. Если человеку наобещать от лица Церкви, что Бог решит все его проблемы, а этого не случится – человек неизбежно придёт к мысли, что Бог и Церковь его обманули. Катехизация должна предложить людям не что-то неопределённое (ибо, я думаю, ни один даже самый опытный и облагодатствованный пастырь не дерзнёт со 100%-й уверенностью от имени Бога обещать, что Бог непременно человеку сделает то, что он хочет), но твёрдое и незыблемое основание, которое есть только и исключительно Сам Христос (1Кор.3,10-11). Наша задача – показать человеку Истину и указать точный путь к ней, не умалчивая и сложностей на этом пути; но не предлагать людям "бытовое обслуживание" при помощи внешней церковности. Ориентировать воцерковление надо исключительно религиозно. Другое дело, что к каждому человеку нужен индивидуальный подход, у всех своя мера и степень религиозности; необходимо учитывать и внутреннее, и внешнее состояние человека, и условия его жизни, и (кстати) его проблемы, – но подменять религиозное бытовым в деле катехизации недопустимо.

> Подытоживая, можно сказать, что общая задача воцерковления катехуменов этой группы – постараться перевести людей с позиции "решения проблем" к поиску собственно религиозной истины и духовной жизни.
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "духовная жизнь"
Автор: митрополит Сурожский Антоний (Блум)
Беседа О ЖИЗНИ ХРИСТИАНСКОЙ
metropolit-anthony.orc.ru/pouty/jizn.htm



Уподобляться Христу

ч.1

> Как основной принцип, жить по-христиански значит жить так, чтобы посильно, постепенно, возрастающе нам уподобляться Христу. Возможно, это звучит очень страшно; но Спаситель нам сказал совершенно ясно: Я вам дал пример, чтобы вы ему следовали. И пример, конечно, включает в себя всю Его жизнь, Его мышление, Его сердечное отношение к человеку и к окружающему миру и к судьбам Божиим. Это включает всё, что человек собой представляет, и всё, что он может творить. Поэтому христианская жизнь не заключается просто в том, чтобы заучить те или другие заповеди и стараться их выполнить, а в том, чтобы за заповедью, за словом, за образом найти глубинный смысл и врастать в этот смысл. Это я хочу пояснить.

> Когда мы вдумываемся или вчитываемся в Ветхий Завет, мы видим, что там даны заповеди, и если человек до предела исполнял эти, указанные Богом заповеди, если он их исполнял по совести, изо всех своих сил, всем своим пониманием, всем своим устремлением к праведности — он перед Богом был праведен. Но на этом всё заканчивалось, в том смысле, что его положение по отношению к Богу было как бы юридическим: он был “прав” в делах своих. А в Евангелии замечательно Спаситель нам говорит: Когда вы исполните всё, признавайтесь, что вы — неключимые (т.е. никудышные) рабы. Значит, речь не о том, чтобы быть праведным перед Богом через исполнение заповедей, а в том, чтобы за заповедью найти какой-то свой путь; а какой это путь?

> Кто-то из духовных наставников говорил: для того, чтобы двигаться вперед в духовной жизни, надо безусловно верить своему наставнику. И дальше он объяснял, что вера своему наставнику заключается в том, чтобы, во-первых, найти такового и узреть в нём образ, которому стоит следовать; найти такого человека, к которому можно прислушиваться и в послушании которому можно вырасти за предел собственной меры. И когда я говорю о послушании, я именно говорю не о том, чтобы раболепно исполнять те или другие правила жизни, а о том, чтобы вслушиваться. Слово “послушание” от слова “слушать”. Отношения наставника и ученика именно в том заключаются, что ученик вслушивается в своего наставника — не только просто и формально в его слова, а старается проникнуть в мысли, в опыт, в понимание, в знание, в чувство, которыми продиктованы те или другие его слова. И благодаря этому человек может как бы постепенно перерасти свой опыт и приобщиться опыту своего наставника.

> В предельном отношении, единственный наш наставник — Христос; Он Сам об этом нам говорит: Я — единственный ваш Наставник, Я — единственный ваш Учитель... И поэтому когда Христос дает нам заповедь, Он нам не только указывает, чтo делать; Он нам говорит: вот так поступил бы естественно движением сердца, убежденностью ума, стройностью всего своего существа, человек, который духовно целен и здоров… И чтобы вырасти в эту меру цельности, надо начать с того, чтобы учиться, как поступать, как думать, как чувствовать, на примере своего наставника. Но “оправдать” себя тем, что, поступая определенным образом, я бываю “прав” перед Богом, нельзя, потому что “правым” человек не бывает; и не потому, что он никогда не может оправдаться, а потому что не в этом дело: заповедь нам дана, чтобы мы могли вырасти в новую меру понимания и в новые измерения жизни.

> Поэтому когда мы говорим о том, чтобы жить по-христиански, речь не идет о том, чтобы в Евангелии или вообще в Новом Завете найти все правила, какие были указаны Спасителем Христом, апостолами, и их выполнять. Ведь можно механически выполнить правило, к которому ты душой никаким образом не приобщен.

> Я помню случай; мне его рассказала дочь человека, о котором идет речь. Это был верующий христианин, твердо убежденный, что он должен выполнять каждую заповедь Христову; сколько умел, он так и делал. Но вот один пример того, как он подходил к этому выполнению. Он был человеком с достатком, дом у него был хороший, полы начищены. Когда к нему в дверь стучался нищий, он ему открывал, останавливал бедняка на пороге и говорил: “Стой, где стоишь, не влезай в мой коридор своими грязными сапогами”. Потом он выносил нищему тарелку супа с куском хлеба и говорил: “Ешь! — но на дворе”. Когда с едой было кончено, он ему давал какую-то монетку: “А теперь уходи!” И он считал, что выполнил заповедь Христову “накорми голодного”. Технически он это сделал: человек съел хлеб, съел суп, получил полтинник и ушел. А с чем он ушел? Он ушел, вероятно, с чувством, что — да, он не такой голодный, у него и полтинник есть на будущее, хоть на один обед или просто на рюмку водки — а человеческого отношения он не встретил.

> В обратном порядке я могу дать пример, который меня очень тронул в свое время. Во время немецкой оккупации я преподавал в Русской гимназии в Париже. Среди воспитателей был очень суровый, строгий человек, который когда-то был моим руководителем в летнем лагере; он был замкнутый, ни с кем почти не общался, и никто, собственно, о нём ничего не знал; в частности, не знали, в какой нищете он сам живет. Мы получали нищенский оклад, и те из нас, кто мог, просто работали где-то еще ради того, чтобы иметь возможность преподавать в гимназии. Он мало что мог делать и по возрасту, и по здоровью, и по незнанию французского языка. И вот такая картина: мальчики, девочки бегут в школу, идет туда же этот воспитатель. У дороги сидит нищий, пред ним — шапка. Много народу проходит. Некоторые проходят мимо, “не замечая” его, потому что стыдно посмотреть и не дать ничего. А некоторые, проходя, просто в эту шапку кидают монетку, а на человека даже не посмотрят. Они свое сделали; он для них не человек, он — нищий; а нищий — это просто шапка. И вот подходит этот воспитатель. Он остановился, снял шляпу и что-то сказал нищему; ничего ему не дал, а нищий вскочил на ноги, обнял его, и они расстались. Это видели дети. Когда он пришел в гимназию, дети его окружили и засыпали вопросами: “Кто этот человек? Он что, вам родственник? Или знакомый? Почему вы сняли шляпу? Вы ничего ему не дали, — почему же он вскочил и вас поцеловал?.. — и загнали воспитателя в угол, ему пришлось ответить. И он ответил им приблизительно следующее: “Я шел пешком с другого конца Парижа, потому что у меня на метро денег не было; я шел по дороге и издали видел этого нищего; видел, как проходили люди мимо, видел, как некоторые бросали монетку в его шапку, даже не взглянув на него. И я подумал, что если я мимо него пройду и не окажу ему внимания, у него, может, умрет последняя вера в человека: на него не только не взглянули, но даже не потрудились от своего достатка самую малую полушку бросить ему. А денег не было! Давать было нечего... Я остановился и снял шляпу перед ним, чтобы он почувствовал, что мы на равных, что я в нём вижу равного себе человека, а не нищего, и ему объяснил: Простите — я ничего вам не могу дать: у меня ничего нет... И этот человек вскочил и меня обнял”.

> Я сам с этим нищим говорил и прежде и поговорил после этого события. И он мне сказал, что никогда его никто не одарил так богато, так щедро, как этот человек, который ему не дал ничего, но признал в нём равного себе человека, снял перед ним шляпу, объяснил, почему он не может ему помочь, и попросил у него за это прощения.

> Вот два примера: один человек всё сделал по заповеди, другой как будто никакой заповеди и не исполнил: нет заповеди, как отнестись к нищему, когда нечего ему дать. Но он его одарил самым богатым даром: он его убедил, он ему доказал, что он — человек, что к нему можно отнестись, как к самому знатному: перед ним снять шляпу, перед ним извиниться, с ним говорить, как с равным... Можно было бы даже больше сказать. Кто-то из духовных писателей говорил о том, что нищие — это наши господа, что мы обладаем богатством только для того, чтобы им служить, что богатство в наших руках — не наше, что нам поручено им распоряжаться так, как Бог распорядился бы: давать, чтобы ничего не прилипало к рукам, чтобы мы ничего не считали своим, чтобы мы считали, что всё, что у нас есть, всё без остатка принадлежит тому, кому это нужно.

> Вот два примера с комментарием о том, что исполнение заповедей Христовых — не просто дело выполнения закона, а нечто больше: это проявление Христовой заботы и Христовой любви к тем, кому она нужна, без разбора, не ставя вопроса, достоин ли этот человек, не ставя вопроса: не обманщик ли он? — за это он ответит, а мы ответим за то, как мы к человеку отнеслись.

> К этому же относится и отрывок Евангелия, который читается перед Постом: о Страшном суде, об овцах и козлищах. И всегда подчеркивается: вот Страшный суд, вот что будет грешникам, а вот что будет праведникам. Но это — только обрамление рассказа. Сердцевина рассказа: на каком основании производится суд? Христос спрашивает: Ввел ли ты бездомного под свой кров? Накормил ли ты голодного? Посетил ли ты больного? Не постыдился ли признаться в том, что ты — друг и знакомый человека, посаженного в тюрьму? и т.д. Все эти вопросы сводятся к одному только: был ты человечен или нет? Если нет, то как же ожидать, что в твою нечеловечность (если можно употребить такое дикое слово) может влиться Божество? Как ты можешь перерасти свою тварность в приобщении к Божественной природе? Как ты можешь приобщиться Богу, если ты даже не человек?.. Не ставится вопрос о том, веришь ли ты, и во что ты веришь; самый основной вопрос, как бы та почва, тот фундамент, на котором можно строить: ты человек или нет? Если ты не человек — не о чем говорить даже...

> И в другом месте Христос говорит: Не всякий, кто Меня будет называть “Господи, Господи”, войдет в Царство Небесное, а те, которые будут выполнять волю Отца Моего.

> Если вся жизнь христианская заключается в том, чтобы стать подлинно, истинно человеком, тогда действительно слова Спасителя: Я вам дал пример, чтобы вы ему последовали, приобретают крайнее значение, предельное значение, потому что Христос Спаситель — не только Бог, ставший человеком, Он в самом полном, единственном смысле Человек. Лишь поскольку человек приобщается Богу, он до конца является человеком. Человек делается совершенным, когда Бог и он соединены, стали едины. Во Христе полнота Божества обитала телесно. Спаситель был одновременно в самом истинном, реальном смысле человеком, и вместе с тем, в самом полном смысле, Богом. Он был человек из плоти, из крови, из души человеческой, но ничего в Нём не было такого, что не было бы пронизано Божественным присутствием. Он был Бог, ставший человеком и явивший нам, что значит быть человеком в полном смысле слова. Мы только на пути к тому, чтобы стать людьми, человеками. И каждый должен находить свой путь, и это очень важно. Невозможно взять лист бумаги и написать на этом листе всё то, чего от нас ожидает или требует Господь. Потому что не каждый способен выполнить всё, и не каждый призван ко всему, что указано в Евангелии: один призван к браку, другой — к безбрачию; один призван к слову, другой — к молчанию; перечитайте сказанное в 12-13 главах I Послания к коринфянам о том, что Дух един, а дарования различны. И святой Серафим Саровский указывает: чтобы жить духовно, чтобы вырасти в настоящую меру человека, каждый должен выбрать то, что, как он говорит, “ему приносит прибыль”. У одного человека сердце открывается, жизнь вырастает в полную меру через благотворительность, через милость; у другого — через молитву; у третьего, четвертого, пятого — через другие действия и дарования. И поэтому нельзя прописать всем одинаковый и тот же самый путь.
Редактировалось: 1 раз (Последний: 11 августа 2010 в 09:16)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "духовная жизнь"

Автор: митрополит Сурожский Антоний (Блум)
Беседа О ЖИЗНИ ХРИСТИАНСКОЙ
metropolit-anthony.orc.ru/pouty/jizn.htm



Уподобляться Христу

ч.2

> Как же жить по-христиански? Что нам делать? Нам надо помнить, что каждый из нас неповторим для Бога, единственен и что Евангелие является — и через образ Христа, вырастающий с его страниц, и через слова Христовы — полным описанием всего того, что может человека сделать Человеком. Но каждый, в разные минуты, может прозреть, понять и исполнить то или другое, но не всё сразу, и не обязательно (и это очень важно) то, что кажется самым значительным, самым важным. Нам всем хочется браться за то, что производит на нас самое великое впечатление. Мы должны от этого воздержаться: надо делать то, на что мы сейчас способны.

> Я помню, как мне больно было, когда впервые я пошел к своему духовнику, отцу Афанасию, на исповедь. Я исповедовался ему, сколько умел, честно, и ожидал, что он, монах, мне укажет радикальный путь: “Делай то-то, то-то и то-то”. А то, что он сказал, меня поразило и на минуту разочаровало; он мне сказал: “Я тебе укажу, что ты должен был бы сделать, если бы был на то способен”. И прибавил: “А теперь постой и подумай: что из всего этого ты можешь выполнить? На что у тебя хватит мужества? Что тебе позволят обстоятельства?” И я ему тогда ответил: “Вот то малое из великого, что я могу выполнить”. — “Выполни это, и когда ты окажешься верен в малом, Бог тебя поставит над большим”.

> И это очень важный момент: не выискивать в Священном Писании, в Евангелии, в действиях Христа, в Его словах, в притчах, в Его отношениях с людьми самое великое в надежде или, вернее, в иллюзии, что мы можем это выполнить. Что же выбрать, как же поступать? Я повторю снова то, что я неоднократно говорил частным порядком и на общих беседах в течение последних сорока с лишним лет.

> Евангелие раскрывает перед нами образ человека в полном его масштабе: Христа. И в это как бы зеркало всечеловечества и человеческого совершенства мы можем заглянуть с тем, чтобы увидеть себя. Когда мы читаем Евангелие, прочитанное может нас или глубоко ранить, или огорчить, или оставить безразличными, или исполнить радости, вдохновения, надежды. И читая Евангелие, мы должны быть честны. Это нам очень нелегко дается, потому что нам хочется видеть себя в наилучшем свете. Но вот прочли маленький евангельский отрывок. Сердце затрепетало, согрелось, ум как-то просветлел, воля вся напряглась, в сознании только одно желание: Вот так бы жить! Как это прекрасно! Как это истинно!.. Если так мы отозвались на евангельское слово, это значит, что оно дошло до нашего сердца (а сердце, в святоотеческой литературе, не есть место эмоций: это самая глубина нашей души, сердцевина нашего бытия). Дошло; я это понял; Бог мне раскрыл то, что уже зачаточно (хотя это еще надо взрастить, защитить, укрепить) меня делает родным Спасителю в Его человечестве и, значит, уже является началом моей приобщенности к Нему в целом. Если так мое сердце отозвалось, так мой ум просветлел, воля встрепенулась, всё мое существо напряглось желанием так жить, ответить на эти слова всей жизнью — я не только себя узнал, я узнал что-то новое о Боге. Потому что если я на Него хоть мало-мальски похож, то, значит, и Он на меня сколько-то похож. И познавая себя, я познал Его.

> Но бывают моменты, когда мы читаем Евангелие, и до нас тот или другой отрывок никак не доходит. Мы его читаем глазами, читаем умом — всё понимаем, что там сказано. Но у нас чувство, что это к нам никак не относится. В этом надо признаться; не надо себя как бы искусственно подогревать, взвинтить себя, чтобы как будто отозваться на то, на что мы не отзываемся.

> Вы наверное заметили, читая Евангелие, что Спаситель говорил целым толпам народа. В этой толпе находился человек, который Христу ставил вопрос; и Христос отвечал ему, на его вопрос. Но задумывались ли вы над тем, как на это реагировали другие люди вокруг? Человек ставил вопрос, который в нём созрел, который он осознал уже с ясностью; но в толпе были такие люди, в которых этот вопрос только-только зарождался или созревал в разной мере. Слыша вопрос и ответ на него Спасителя, эти люди прислушивались, потому что знали, что это каким-то образом к ним относится, хотя это не был ответ на их еще не “оформившийся” вопрос. Но они старались запомнить этот ответ, зная, что рано или поздно этот ответ разрешит еще пока не родившийся вопрос.

> Но были еще другие люди, для которых этот вопрос вообще не существовал и которые, наверное, пожимали плечами, смотрели друг на друга и говорили: “Что за вздор этот человек спрашивает? И чего Иисус отвечает ему? Причем отвечает так же нелепо, как этот человек спрашивал, — что это за разговор? Какая потеря времени, когда можно было бы более возвышенные вещи говорить?..” Вот к таким людям мы тоже иногда относимся, когда читаем Евангелие и не отзываемся.

> Но бывает и так, что те или другие слова Христовы представляются нам жесткими, неприемлемыми, словами, которых мы принять не можем. Лет сорок назад я проводил в нашем приходе беседу о заповедях блаженства: Блаженны вы, когда поносят вас, когда ижденут (т.е. прогонят), когда скажут злое слово о вас Меня ради: радуйтесь и веселитесь... И я помню, одна из наших пожилых прихожанок сказала: “Отец Антоний! Это — спасибо! — себе оставьте. Я намучилась за всю жизнь, и мне муки хватит. Такого блаженства я себе не желаю!” Отвечая мне таким образом, она, собственно, отвечала Спасителю Христу: “Твоего блаженства, блаженства мученика, гонимого, того, кого люди не понимают, того, кто стоит особняком — этого блаженства не хочу! Если Ты его хочешь — неси крест, умирай на Голгофе, — я на Голгофу не пойду, и по крестному пути ступать не хочу. Я уже достаточно находилась по этому пути в течение моей долгой и тяжелой жизни...” Эта женщина была совершенно правдива; и я уверен, что Христос принял ее слова с гораздо большей готовностью, чем если бы она сказала: “Как это прекрасно!” — и пальцем не дотронулась бы до того креста, который надо взять на свои плечи и понести.

> И вот мы должны читать Евангелие с открытым умом, с открытым сердцем, чтобы, встречаясь с поступком Христа, видя Его отношение к людям, слыша Его слова, обращенные к тому или другому человеку, слыша то, что Он говорит ученикам, то, что обращено к нам — видеть и слышать в правде, внутренней правде, с готовностью сказать: “Это — да, Господи! Это я поставлю себе в закон, потому что я теперь понимаю, что это является, пусть зачаточно, внутренним законом моей жизни. А этого я коснуться не могу, я просто не понимаю, о чём Ты говоришь; а этого я еще принять не могу, — никак не могу принять! Может быть, когда-нибудь дорасту, а сейчас — нет!”

> И вот если бы мы могли найти в Евангелии пусть одно или несколько таких мест, о которых мы можем сказать, что в этих словах я как бы увидел себя в зеркале Христовой личности, мы могли бы начать жить по-христиански; не только быть исполнителями тех или других правил, но могли бы вырастать в свою меру, по-своему уподобляться Христу. Потому что уподобление Христу совсем не означает подражание искусственное, внешнее: это постепенное врастание в то, что апостол Павел называет ум Христов; и когда он говорит об уме Христовом, он говорит о мысли, о содержании мысли, сердца, воли Спасителя Христа.

> С этого мы все можем начинать; и нам известно из житий, что многие святые, многие подвижники начали свой духовный путь, не зная всего, что знаем мы, будучи грамотными. Мы окружены словом, которое слышим, которое можем читать. Многие подвижники начинали свою духовную жизнь с какого-то одного изречения, тронувшего их сердце. Наверное, многие из вас читали “Откровенные рассказы странника”. Его поразила одна фраза у апостола Павла: Непрестанно молитесь.. И он стал искать ответ на эти слова, потому что эти слова ударили ему в сердце, — и нашел его в Иисусовой молитве.

> Мы знаем примеры и других людей, которые услышали то, что они десятки раз слышали в церкви или от людей; но впервые услышали — то есть не ушами, а нутром как бы, и начали жить по-новому. Это совсем не значит, что мы имеем право или что было бы разумно сказать: “Я буду жить только по тому, что я уже познал”. В таком случае мы никогда не перерастем себя, тогда мы будем очень долго и медленно расти. Мы живем в среде людей, которые вот уже две тысячи лет слово Христово, образ Христов принимали в себя и носили в своем сердце и им жили. И мы можем не только вглядываться в Евангелие, но вслушиваться в наставления святых отцов, вчитываться в их произведения, вглядываться как можно более глубоко и чутко в их жития и из каждой из этих встреч вынести что-нибудь себе на пользу.

> Кроме того, есть, конечно, и ограничительные заповеди, которые нас предупреждают: если ты по этому пути пойдешь, померкнет в тебе свет, окаменеет сердце, ты сойдешь с пути жизни на путь смерти. На это также надо обратить внимание. Десять заповедей Ветхого Завета в этом отношении являются таким предупреждением: это путь жизни; если с него сойти, ты уже вступаешь в область умирания, смерти, в область тьмы и разрушения.

> Вот те вступительные понятия, которые, мне кажется, надо продумать, пережить, к которым надо подойти, раньше чем вступить в конкретный подвиг духовной жизни. А подвиг духовной жизни заключается в том, чтобы никогда не оставаться косным. Подвижник — это тот, кто постоянно во внутреннем движении, не беспорядочном, а целеустремленном движении. И чтобы дать тому, что мы уже знаем о жизни, о Боге, о правде, об истине, о святости, стать реальностью, надо очень много бороться; надо перебороть очень многое в себе для того, чтобы путь Христов был гладок, чтобы он был прям. Об этом говорят все подвижники, указывают, как поступать, что делать; об этом говорит Церковь в своих богослужениях, говорят об этом те молитвы, которые мы читаем постоянно — утром, вечером, в разных случаях нашей жизни.
Редактировалось: 2 раза (Последний: 11 августа 2010 в 09:24)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "семья, брак"

Автор: Михаил Завалов.
Опубликовано: сайт «Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне», 28.II.2008,
ioannp.ru/publications/65953.


Брак: конец и начало свободы


> Сатирик Амброз Бирс как-то писал, что брак – это "общество, состоящее из господина, госпожи и двух рабов, а всего – из двоих человек". Как ни странно, это насмешливое определение не так уж далеко отстоит от слов апостола Павла о браке, когда он говорит, например: Жена не властна над своим телом, но муж; также и муж не властен над своим телом, но жена (1Кор 7:4). Павел тоже пишет о несвободе – даже над собственным телом – о подчинении, о служении друг другу такими словами, которыми можно описать рабство. Такая перекличка между полярными мнениями неслучайна и заставляет задуматься.

> Брак как тюрьма

> Нередко можно услышать, что брак – это тюрьма для любви с ее свободой. Это правда – но только в том случае, если ставить во главу угла влюбленность и романтику. Когда люди живут вместе, им приходится погружаться в неромантические вещи: где достать денег, как пережить визит родственников супруга или что делать с грязными носками. Да, у всех живых людей откуда-то появляются грязные носки, и игнорировать эту проблему при совместной жизни никак не удается. Для чисто романтических отношений нужна специальная обстановка – роскошный дворец или берег моря, – где "неприглядные" аспекты бытия можно спрятать друг от друга.

> Кроме того, романтическая любовь склонна противопоставлять себя всему миру и обществу с его институтами, включая брак. Много ли мы знаем романов и фильмов про любовь супругов, да еще без измены? (Из кино мне вспоминаются лишь отдельные фильмы замечательного финского режиссера Аки Каурисмяки – и он тут уникален.)

> Есть социальные критики брака – марксисты и другие борцы за свободу. Они говорят, что время института брака прошло, потому что в истории брак был связан с собственностью, а теперь лишен всяких оснований. В этом есть правда: скажем, в Иудее первого века, где разворачивается действие Евангелий, женщина не имела собственности и могла состоять только при мужчине – при отце или муже. Положение сироты или вдовы было ужасным, как сегодня положение бомжа. При злоупотреблениях властью брак больше угнетал женщину – в этом социальные критики правы. Однако сегодня ситуация изменилась, женщина стала экономически независимее, но говорить о смерти брака всё еще преждевременно. Похоже, брак не сводится к социальным реальностям и экономике (хотя я лично не вижу ничего плохого в экономике – поскольку брак включает все аспекты жизни двух реальных людей.)

> Брак – это потери

> Брак – это действительно утрата свободы. Вступление в брак означает радикальную перемену статуса. Человек теряет многие возможности. Он отказывается от других избранников – или даже от монашества. Он теряет финансовую самостоятельность: возможность тратить деньги на то, на что хочет. Он теряет привычный образ жизни. Он расстается со многими иллюзиями о своем будущем.

> В нынешней культуре "неограниченных возможностей" брак многих пугает. Средний возраст вступления в брак постоянно сдвигается вверх, к тридцати годам, и всё больше людей отказываются от этого пути вообще, благо в современном мире их за это не заклеймят как "ненормальных". Таким образом, брак, казавшийся социальным критикам орудием общества, сегодня стал носить отчасти и противоположный характер – он противостоит культуре ярких переживаний и великих возможностей.

> В целом, у христианина есть только два пути: брак или сознательно выбранное безбрачие, – и оба они предполагают отказ от каких-то вещей. Есть и третье состояние – когда человек еще не сделал этого выбора или его не реализовал. Последнее совершенно нормально для подростка или молодого человека, который еще не готов выбирать и страшится ограничить свои возможности. Похоже, что современная культура порождает массу сорокалетних "подростков", которые не готовы отказаться от потенциальных свобод. Но, быть может, это и неплохо, что они не вступают в брак – ведь они действительно не готовы?

> Страх любви

> Люди страстно желают любви, которая кажется исполнением всех желаний. Любить и быть любимым – естественное и нормальное желание любого человека. Но одновременно почти все люди боятся подлинных и глубоких отношений. Часто это связано с детским опытом, который говорит о том, что любовь чревата болью. Скажем, ребенок теряет родителя – и как бы принимает бессознательное решение ни к кому всерьез не привязываться, чтобы не пережить снова невыносимую боль утраты. Людям может казаться, что любовь – это подчинение, растворение в другом человеке, утрата себя. Многие неосознанно подозревают, что их невозможно любить – если другой человек узнает, какой же я плохой, он меня обязательно отвергнет. Такое амбивалентное отношение к любви присуще не каким-то отдельным невротикам, но практически всем людям. Оно порождает боязнь брака и обрекает на поверхностные отношения, а современная культура эту боязнь активно поддерживает.

> Поживем – увидим

> Страх потерять свободу нередко приводит к тому, что двое живут вместе без каких-либо взаимных обещаний. Казалось бы, данный вариант (забудем на время о христианских стандартах) позволяет решить массу проблем. Тут люди знакомятся с пресловутыми грязными носками, то есть с бытом, исследуют свою совместимость в постели и в финансах и могут потом принять более здравое решение, основываясь на реальном опыте жизни вместе.

> Казалось бы... Но вот загвоздка: многочисленные исследования показывают, что эта схема не работает на улучшение качества брака. Скажем, если люди после такого сожительства вступают в брак, разводы у них случаются на 50% чаще (хотя можно было бы ожидать прямо противоположных данных). У таких пар больше разногласий по поводу финансов, быта, отдыха, друзей – и даже по поводу сексуальной жизни. Кроме того, исследования показывают, что такие супруги хуже общаются и чувствуют меньше удовлетворенности взаимоотношениями, чем пары, вступившие в брак "неосторожно", без пробного периода.

> Однозначно ответить на вопрос, почему так получается, нелегко. Я склонен думать, что в сожительстве без обещаний легче скрывать какие-то важные аспекты своего подлинного Я, "грязные носки" своих переживаний. Несмотря на то, что люди спят в одной постели, они слишком мало уверены в будущем, чтобы полностью открыться. Пока они не выразили свою решимость остаться вместе навсегда, они склонны носить маски. То есть глубинного познания друг друга всё равно не происходит, так что "пробный период" оказывается тщетным. Похоже, людям нужно решиться на необратимый шаг, чтобы не бояться быть собой – в хорошем и плохом.

> Отказ от свободы

> Да, надо честно сказать: брак – это великий риск. Никто не знает, что будет дальше. Другой человек может заболеть, может оказаться неверным, может измениться – как и я сам. Это открытость, которая делает каждого более ранимым. Это согласие терпеть неизбежную боль. Это добровольная несвобода.

> Однако многие люди на этот риск идут. Они готовы посвятить свою жизнь другому человеку, чтобы вместе приносить плоды – и не только в виде детей. Добровольный отказ очень часто окупается.

> И христианину, который всерьез живет своей верой, это понять куда проще. Он уже пережил нечто подобное. В момент крещения он уже отказался от многих возможностей и обещал хранить верность всю оставшуюся жизнь. Он больше знает про плодотворность отказа, про верность – а также про свою склонность к неверности, что не менее важно. Как еще можно узнать, что хранить верность трудно, если ты никому не обещал ее хранить? Христианин также знает, что у него не осталось ничего "частного", ничего личного. Что он делает со своим телом, куда ходит, что говорит и даже о чём он думает – всё это не "личное дело", которое "никого больше не касается", но всё это имеет прямое отношение ко Христу.

> Наконец, христианин знает, что наивысшая свобода заключается в том, чтобы добровольно отдать свою жизнь другим. Быть может, жизнь на то и была мне подарена, чтобы я ее отдал? Посвятить ее определенному человеку – не так уж и плохо. В конечном итоге настоящая любовь обязательно отражает любовь Христову, Который отдал Себя за нас. Это заявление может показаться слишком смелым в разговоре о браке, но это придумал не я, а апостол Павел. И тогда брак – это отказ от свободы ради более полного освобождения. Хотя этот путь непрост, как и всё самое настоящее и самое ценное в жизни.

> Итак, хорошо, когда человек, вступая в брак, понимает, что многим жертвует и в каком-то смысле отрекается от самого себя. Но это не конец пути, а только его начало. В следующей статье я хотел бы написать о том, как эти жертвы окупаются и как "тюрьма" брака приносит человеку освобождение.
Редактировалось: 1 раз (Последний: 21 августа 2010 в 20:59)
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
Helmikuu
серия "Молитва"

Автор: священник Александр Мень
Из книги: Практическое руководство к молитве // М.: Фонд имени Александра Меня, 1995.

VI. Высшие ступени молитвы

> Человек, начинающий молитвенную жизнь, должен опасаться поспешности при переходе к высшим формам молитвы. Органическое и здоровое раскрытие в нас духовных сил должно совершаться с постепенностью. Тот, кто пренебрегает этим из-за нетерпения, может стать жертвой гордыни и болезненных состояний. Поэтому высшие ступени молитвы должны стоять перед нами как желанная цель, к которой может привести нас только Сам Господь. На них Он раскрывается в глубинах нашего духа, мы же можем лишь готовить вспаханную почву для Его священного посева.

> Тем не менее и на начальных путях к нам приходят как бы отблески совершенной молитвы. Иногда помимо нашей воли она загорается в сердце, принося весть из обетованной земли Духа.

> Здесь мы в самых кратких чертах коснемся трех форм высшей молитвы: безмолвной, непрестанной и Иисусовой, еще и еще раз напоминая, что это — лишь указание на будущее, которое зависит от благодатных даров и нашей готовности принять их.

> 1. Молитва в безмолвии

> «Внутреннее безмолвие, — говорит митрополит Антоний, — это отсутствие всякого внутреннего движения мыслей или эмоций, но это состояние полной бдительности, открытости к Богу»33. Минуты внутреннего покоя, о которых мы говорили выше (в гл. IV), могут служить как бы преддверием для подготовки души и духа к этому состоянию. После года систематически совершавшегося молитвословия и духовных размышлений можно раз в неделю попытаться выбрать место и время для того, чтобы настроить свой дух на полное внимание голосу Божию, звучащему в тишине. Здесь умолкают все просьбы, все слова и остается только благоговейное предстояние. Малейшая вибрация тела, души или духа может стать препятствием для этого безмолвия. Поэтому нужно непрестанно упражняться в умении властвовать своими мыслями и чувствами. Если время от времени подлинное безмолвие станет открываться нам, мы не должны относить это за счет своих «успехов». Будем помнить, что Дух Божий может посетить и неподготовленного, чтобы пробудить в нём стремление ввысь.

> Не нужно отчаиваться, если наши усилия будут тщетными, если мы даже потеряем чувство присутствия Божия. Ведь мы должны искать не «восторгов», но любви ко Христу. Желание обрести Его есть в какой-то мере уже Его обретение. Но Он Сам знает, когда нужно нам ощутить Его близость. Поэтому будем ждать терпеливо и в смирении.

> Если мы устоим в периоды сухости и духовного бесплодия, Он придет к нам и откроет в нас источник безмолвной молитвы. Она уже не будет зависеть от нас, а потечет как тихая струя благодати.

> 2. Непрестанная молитва

> В нас существует глубинная реальность, которая проявляется в виде непрестанной молитвы. Благодать может обратить ее в сознательное «делание». Любая душа в состоянии благодати погружена в непрерывную молитву.

> В глубине своего существа человек испытывает тяготение к Богу. Но, будучи свободной личностью, он может противиться этому «духовному притяжению», подавить в себе то, что является в нём сокровенной молитвой. Однако если он не препятствует ей, то можно сказать, что он уже находится на верном пути.

> Непрестанная молитва соответствует самой природе человека, ибо всё, что в нём есть (то, что делает нас людьми), происходит от Бога и влечется к Нему.

> Пробудить эту сокровенную сущность в человеке помогает благодать таинств. В крещении дух христианина освящается, он становится причастником Божественного естества (см. 2Петр 1,4).

> Всё освященное естество человека стремится к Творцу. Когда до его сознания доходит это глубинное движение, он должен подчиниться врожденному тяготению к Богу и с радостью отвечать Тому, Кто его призывает. И значение непрестанной молитвы именно в том, чтобы научить человека следовать вложенному в него стремлению к Богу.

> Одни и те же поступки могут иметь самые различные мотивы и цели. Один и тот же труд можно совершать только для заработка, только ради семьи, или воодушевляясь желанием исполнять волю Божию. Поэтому недостаточно просто делать добро. Вспомним праведность фарисеев, о которых говорится в Евангелии. Они были благочестивы, но их благочестие питалось не искренней любовью к Богу, а тщеславием. В молитве также должна быть достойная направленность. Не мы, но Бог должен стоять для нас на первом месте. Нужно постоянно проверять свою волевую направленность, очищая ее от плевел (самоуслаждение, духовный комфорт, самолюбование и проч.).

> Когда Господь освящает нас благодатными дарами, наша сокровенная молитва становится сознательной и частая молитва переходит в непрерывную. Подобный дар дается нам иногда внезапно, когда мы его не ожидаем, и держит нас на крыльях в течение нескольких дней (иногда дольше) или же более короткого времени. Это есть прямое воздействие Бога на нашу душу. Однако и после этого могут наступить периоды сухости (см. гл. III); они ясно показывают, что благодатный дар исходил от Бога.

> 3. Молитва Иисусова

> Молитва Иисусова — особый вид углубленной молитвы, известной у восточных подвижников с V века. О ее силе свидетельствуют все, кто вводил ее в свою жизнь. «Больше чем какая-либо другая молитва, Иисусова молитва направлена к тому, чтобы поставить нас в Божие присутствие без всякой мысли, кроме сознания того чуда, что мы здесь и Бог с нами» (митрополит Антоний)34. Эта молитва требует большого труда и умения сосредотачиваться. Обладая великой силой, она в то же время может стать опасной для того, кто приступает к ней без подготовки. Необходимым для нее условием св. Отцы считают покаяние и смирение. «Смирением же, рождающимся от послушания, по свидетельству святого Иоанна Лествичника и многих св. отцев, возможет он (молящийся) избежать всех прелестей и сетей диавольских, и тихо, безмолвно, без всякого вреда, постоянно упражняться в этом мысленном деле, с великим душевным преуспеянием» (Паисий Величковский)35.

> Формула молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Есть и сокращенные формулы: «Господи Иисусе, помилуй мя» или: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя». Это призывание требует большой сосредоточенности, чтобы разум «не уклонялся ни в какие сторонние мечтания» (блаженный Диадох)36.

> Повторение молитвы должно быть ограничено определенным числом (чему помогают четки). Преподобный Никодим рекомендует начинать и кончать обычные молитвословия молитвой Иисусовой («по нескольку раз»). «Число, сколько раз повторять, в каком случае, сию молитву, — говорит он, — сам себе определи, или с совета духовного отца твоего. Только сначала много не назначай, а потом, по мере услаждения сею молитвой, прибавляй понемногу. Если когда придет желание повторить положенное число, не отказывай себе в этом, не поставляя себе сие в постоянное правило, а только в этом случае»37.

> Отцы предостерегают от того, чтобы спешить в этом молитвенном делании, напрягаться или нетерпеливо искать ощутимого результата. «Ведай, — говорит святой Никодим, — что настоящий успех происходит внутри, незаметно, не выдаваясь, как совершается рост тела (...) Не определяй времени, потребного для успеха в молитве сей. Положи только трудиться и трудиться. Пройдут месяцы и годы, пока покажутся слабые начатки успеха»38.

> Тело и молитва Иисусова. Подвижники рекомендуют для упражняющихся в Иисусовой молитве сидячее положение (см. гл. II). Однако этим не исключается повторение Иисусовой молитвы во время физического труда, в пути, в храме и т.д.

> Действие Иисусовой молитвы. Сосредоточенная на имени Христовом, эта молитва «собирает воедино все силы (духовные, душевные, телесные) человека в преклонении и любви. И этим она делает бытие прочным» (митрополит Антоний)39.

> В падшем состоянии природа человека расслоена и раздроблена. Анархические мысли и чувства делают его неспособным сосредоточить ум на Боге. Целостность же человека восстанавливается благодаря «нисхождению ума в сердце», т.е. подчинению всех сфер человека духу. Этому «нисхождению» способствует Иисусова молитва.

> Восстановление целостности под воздействием этой молитвы проявляется на всех уровнях.

> 1. Иисусова молитва помогает оздоровить тело, учит управлять дыханием, укрепляет психическую уравновешенность.

> 2. Жизнь чувств упорядочивается, усиливается контроль над эмоциями и мыслями.

> 3. Но главный результат Иисусовой молитвы проявляется в области духа. Сосредоточенность на священном имени Христовом пронизывает светом всю духовную жизнь человека. Молитва овладевает всем его существом.

> Имя Иисус («Иешуа» по-арамейски) означает «Ягве — спасение». Произносить его — значит предаваться Христу, открываться Ему, соучаствовать в Его жизни, значит подставлять себя под воздействие Его спасающей и возрождающей любви. Имя Его обладает освящающей силой. Если мы грешны, Он нас прощает, если искушаемы — освобождает, если мы благодарны, Он приближает нас к Себе.

> Повторяя это имя, мы включаемся в молитву Самого Христа, проникаем в Его отношение к Отцу и силою Святого Духа, Который есть Его Дух, находим сыновний доступ к сердцу Отца.

> Произносить имя Иисусово — значит также утверждать, что «Иисус есть Господь», но «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор 12, 3). Призывая имя Спасителя, мы облекаемся в Иисусову покорность перед Духом, и оно становится для нас центром, откуда Дух нисходит на нас, а через нас — на наших братьев и на весь мир.

> Как мы видим из Деяний (Деян 2,21; 4,17; 8,12), силою этого имени люди обращаются в веру и собирается Церковь.

> Соединяя нас с Ним, имя Иисусово не только позволяет нам приумножать Его мистическое Тело — Церковь; оно вводит нас в самую ее сердцевину и тесно связывает с каждым ее членом. Поклоняясь имени Иисусову, мы полнее живем и чувствуем вместе с Церковью и содействуем Ее возрастанию и единству. Трудясь же внутри Церкви, мы получаем возможность действовать и внутри всего творения.

> Из Деяний мы знаем, как силою имени Иисусова апостолы совершали исцеления и многие другие чудеса (Деян 3,16; 4,10). Оно помогает нам высвободить таящееся в сердце людей устремление к Богу, часто даже без их ведома. Оно дает нам также силу пробудить славословие Отцу, которое дремлет в недрах материального мира, пребывающего «в ожидании» (см. Рим 8,19). Призывая имя Иисусово на горы и моря, растения и животных, на всю природу, мы осуществляем их немое и бессознательное стремление к Богу. Наконец, долг христианина — призвать от имени всей твари, людей и вещей пришествие Христово затем, чтобы Им всё было спасено и с торжеством привлечено к Отцу (ср. 1Кор 15, 24).

> Постоянное чтение Иисусовой молитвы смыкается с последним словом и призывом Апокалипсиса: «Ей, гряди, Господи Иисусе» (Откр 22,20).



> В заключение еще раз необходимо подчеркнуть, что высшие ступени и формы молитвы для большинства из нас — дело будущего. Не следует, минуя начальные этапы, стремиться к самым высоким. Это может привести лишь к печальным последствиям. Будем уповать в смирении, которое есть залог душевного и духовного здоровья. Будем молиться в ожидании пришествия Господа в нашу душу, когда уже не мы сами, а благодать будет созидать в нас молитвенную жизнь.

> 33 Антоний (Блюм), митр. Сурожский. Молитва и жизнь, VIII. <...>
> 34 Там же, VI.
> 35 Величковский П. Об умной или внутренней молитве. — Изд. 4-е. — М., 1912. С. 38.
> 36 Диадох, бл. Подвижническое слово. — В кн.: Добротолюбие. Т. 3. С. 38.
> 37 Никодим Святогорец. Невидимая брань... С. 209—210.
> 38 Там же. С. 211—212.
> 39 Антоний (Блюм), митр. Сурожский. <О созерцании и подвиге>.
> 40 Пастырь Ерма. О святом Игнатии Антиохийском и его посланиях. — В кн.: Писания мужей апостольских. — Спб., 1895. С. 257.
Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те
|
Перейти на форум:
Быстрый ответ
У вас нет прав, чтобы писать на форуме.